ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2005-й

Персоналии

АЛЫЕ ПАРУСА ЩЕКОЧИХИНА

Щекочихин любил приезжать на Дон. Здесь, в Ростовском гарнизоне, Юрий начинал службу рядовым солдатом. В нашем городе у него было много друзей и знакомых — милиционеров, писателей, журналистов, прокурорских работников.

Мне памятны две встречи. Одна — после появления в «Литературной газете» его нашумевшей, пророческой статьи «Лев прыгнул». Молодежи напомню — речь шла о надвигавшейся на страну организованной преступности, продажности правоохранительных органов.

Тогда, в середине восьмидесятых годов, многие выводы автора и его собеседников — к чему мы идем и можем прийти — просто шокировали.

Юрий Петрович попросил меня, тогда собкора «ЛГ» по Северному Кавказу, организовать встречу с начальником Ростовской областной милиции.

Генерал принимал нас по высшему разряду. Лично встречал у входа в здание областной милиции на Садовой. Не было, кажется, только почетного караула и ковровой дорожки. Но как же вытянулось лицо главного милиционера Дона, когда он увидел перед собой грозного литератора: хрупкого, узкоплечего, в потертых джинсах, с каким-то дурацким карабинчиком на брючном поясе — не то от ключей, не то от перочинного ножичка.

Он мог и хотел себе это позволить — не обращать внимания на то, какое впечатление производит на окружающих его внешность. Ни в жизни, ни в своих материалах не любил громких слов, назиданий. Свои скрупулезно выверенные, блестяще выписанные расследования называл «заметками». И высшей похвалой в его устах звучало: «Хорошая заметка у тебя получилась, старик».

Власти его побаивались, а читающий (да и не только читающий) люд уважал.

На первых альтернативных выборах народных депутатов СССР он победил с оглушительным перевесом первого секретаря Луганского обкома КПСС.

Вторая памятная встреча — при подготовке нашего совместного очерка о Матвее Кузьмиче Шапошникове, боевом генерале, Герое Советского Союза, отказавшемся в 1962 году выполнить приказ — стрелять из танков по мирной демонстрации в Новочеркасске.

Генералу, когда мы с ним встретились, было уже под восемьдесят, он продолжал жить в Ростове, в опале — исключенным из партии, снятым с должности заместителя командующего войсками СКВО. В той самой квартире, где Шапошников был арестован, мы листали возвращенные ему записные книжки-дневники, читали письма-обличения, которые генерал, сразу же после расстрела мирной демонстрации, рассылал членам ЦК, видным общественным деятелям, писателям.

— Ты только подумай, на что он шел? — Юрий не скрывал своего восхищения мужеством опального генерала. Он же понимал, что его обязательно вычислят и посадят. — Зачем ему это было нужно? Танкист, боевой генерал, прошел всю войну, заместитель командующего округом, а письма подписывал как мальчишка — Неистовый Виссарион!

И мы слушали рассказ Матвея Кузьмича, как, уже вычислив его, чекисты «следили» его машину от Москвы до Ростова. Довели до самого дома, и во дворе взяли под руки, ввели в квартиру. Начался обыск. «Они только показывали, какой ящик стола выдвинуть. Знали уже, где что лежит», — рассказывал генерал.

Может, потому так и восхищался Юрий этим мужественным человеком, что чувствовал в нем родственную душу — непоказушная смелость и несгибаемость, юношеская авантюрность в поступках были присущи и ему самому. Напомню, рубрика «Алые паруса» «Комсомольской правды», которую читали взахлеб миллионы мальчишек и девчонок Советского Союза — его ведь создание.

Как и Шапошников, Щекочихин хорошо знал, что ему грозит и чем лично рискует. Во время поездки в Новочеркасск к одному из активных участников расстрелянной мирной демонстрации Петру Сиуде, за нашей автомашиной от самого Ростова увязался «хвост». Когда мы остановились под зданием администрации НЭВЗа, следующая за нами машина вынуждена была тоже остановиться. Юрий Петрович вышел из авто, и, обернувшись к следящим, помахал рукой: «Привет, ребята! Дальше мы сами». И мы пошли от НЭВЗа через железнодорожные пути к дому, в котором жил Петр Сиуда. Через скверик, в котором через недолгое время Сиуда был найден мертвым.

А Чечня? Без шума и звона депутат Госдумы журналист Щекочихин одним из первых оказался в мятежной республике. Писал оттуда свои «заметки», пропитанные болью и состраданием к людям, не по своей воле оказавшимся в кровавом котле. Он не красовался пред телеэкранами в «хаки», но десантники признавали корреспондента своим.

Юрий любил своих героев — правдолюбцев, свободных, неистовых людей. Он сам был таким — наивным, неподкупным. Вся жизнь — под алыми парусами. Странно и невозможно представить, чтобы Щекочихин как это принято сегодня, «замочил» или вознес кого-то за деньги, по заказу. Капиталов он не нажил и наследства семье, кроме доброго имени, не оставил.

Щекочихину не присваивали, как некоторым его коллегам из Госдумы, высоких воинских званий. Так и остался он рядовым, солдатом. Не носил регалий ни заслуженного, ни почетного. При жизни такие люди, как он, власти не нужны. Но без таких людей России не выжить.