ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Вып. 29-й

Весёловский район

К. В. КАМЫШАН

ХУТОРОК В ЧЕБУРКОВСКОЙ СТЕПИ

История заселения хутора Прогресс Весёловского района

В  XVIII столетии началось освоение богатых просторов по левую сторону Дона и его притокам: Салу, Манычу, Кагальнику, Егорлыку. Впоследствии эти степи получили название «задонских». Калмыки их называли  «бурукчанские», а казаки, переиначили на свой лад – «Чебурковская степь»: в основе названия –трава чебрец. Можно только удивляться и  радоваться романтикам-чиновникам, использовавших его в официальных документах. Позднее название – Сальские степи.

Малозаселённую «задонскую сторону» выделили из Черкасского округа и образовали новую административно-территориальную единицу Войска Донского: Калмыцкое кочевье. Ранее Чебурковская степь была просто «войсковой землёй», а после образования Калмыцкого кочевья значительная часть пустующей земли стала заселяться. Вначале её облюбовали коннозаводчики, а позже и другие помещики.

Граница между Черкасским округом и Калмыцким кочевьем проходила по балке Хомутец, на западной стороне которой расположен хутор Казачий, а земли к востоку от балки, уже относились к Калмыцкому кочевью.

И если о них есть немало информации, то о заселении земель у хутора Прогресс почти ничего – кроме устных преданий: жил здесь помещик Карасёв, разводил лошадей и овец; в честь него один из курганов между Манычем и озером Большая Солонка (местное название «Солёнка») назван Карасёвским, а хуторян прозвали «карасёвцами».

Чтобы найти о хуторе Прогресс хоть какие-то сведения, пришлось потрудиться в архивах. Нашлись воспоминания М. Кирсанова, сына коннозаводчика, чьи земли находились у балки Хомутец, о детстве и юности, проведённых в усадьбе отца в донской степи. Большая часть воспоминаний, охватывающих период с 1885 по 1900 год и вышедших в 1914 году в журнале «Русская старина», посвящена владениям отца: быту коннозаводчиков, рельефу местности, границам имения. Там же нашлось первое письменное подтверждение о зимовнике Карасёвых:

«Река Маныч, граница нашего участка с севера и северо-востока. От зимовника до реки Маныч версты 4,не более (верста – 1066,8 м). С юго-востока на северо-запад тянется балка Ямута (балка Ямутинская, на западной и восточной стороне которой  расположен нынешний хутор Прогресс. –  К.К.), впадающая выше в балку Терновку. Балка Ямута была от зимовника в верстах двух.

Стоя на границе участка, проходившего по балке Ямута, куда ни взглянешь-степь кругом, ширь и простор необъятные!

Вдали чуть виднеются крыши строений нашего зимовника ( у балки Хомутец. –  К. К.) и хохлацкого посёлка (на другой стороне балки, на юг  от того места где поселились казаки; сейчас это хутор Казачий. – К.К.), в другую сторону, в туманной дали, обрисовываются крыши Карасёвского зимовника; перед глазами – ничего, только Ямута шумит своими камышами по самой балке».

Прежде чем продолжить описание, остановлюсь на интересных бытовых картинках жизни на зимовнике.

«Вся Задонская степь (её громадная территория чуть ли не равна территории Франции – 900.000 десятин) была разбита на так называемые "участки"(2.400 десятин), которые отданы в пользование частным лицам для разведения Донского частного коннозаводства. На каждом участке разрешалось иметь не более 200 голов лошадей. За этим был строгий контроль со стороны правительства. У каждого коннозаводчика всё составляло его собственность, кроме земли, "нарезаемой" ему сроком на 24 года и за которую он платил в Войсковую казну, что-то около 10,5 коп. за десятину. Так как земли было много, то коннозаводчику разрешалось заниматься "на участке" земледелием, скотоводством и овцеводством.

Усадьба каждого коннезаводчика, т. е. дом, со всеми надворными постройками и со всем живым хозяйством, называлась "зимовником" или "зимником", как говорили калмыки и простые люди.

 Наш зимовник занимал первое место начиная от балки Хомутец и состоял, благодаря заботливым хлопотам отца, из 5 участков, т. е. из 12.000 десятин земли. Зимовник был новый, в отличие от старого, где был только один  разрытый большой курган, служивший конюшней для бывших хозяев. Это сделано было в начале освоения степи и связано с отсутствием в этих местах строительных материалов. Чтобы устроить хорошую тёплую конюшню, и воспользовались материалом самой природы, – разрыли курган вдоль и устроили в нем конюшню.

Новый зимовник представлял из себя усадьбу с небольшим деревянным домом в пять комнат, с штукатуреными стенами, с простою деревянною мебелью, с некрашеными полами и окнами... Задняя стена этого дома-флигеля была обращена к степи, откуда отец из залы, в окна любил смотреть в степь и наблюдать за рабочими в подзорную трубу... Этому окошку впоследствии пришлось сыграть важную роль в жизни отца. Когда к нам в степь приехал Великий Князь Николай Николаевич Старший смотреть табун, у отца на зимовник, как первому по порядку и по положению, был назначен сбор окрестным табунам, которым смотр производился около двора.

После завтрака пошёл дождь  и на траве было росисто. Великий Князь, заметив, что лошадей можно смотреть и  из окна, сказал отцу: "Вели, полковник, подгонять лошадей к окну, мы отсюда увидим всё".

Отец распорядился, но заметил: "Когда Ваше Высочество приедет в Петербург, будете всем рассказывать, что видели донское коннозаводство, только скроете, что делали это из окна".

Великий Князь тут же схватил свою фуражку и побежал в степь по росе, а за ним и вся свита.

(Великий Князь Николай Николаевич Романов был третьим сыном императора Николая I. Родился он в 1831 году. Именоваться Старшим стал с 1856 года, для различия, когда у него родился сын, названный Николаем в честь деда царя. По установившейся тогда традиции царские особы с детства зачислялись на военную службу, что предполагало их военную карьеру. Николай Николаевич не был исключением. В возрасте трёх лет его назначили шефом лейб-гвардии Уланского полка В 1851 году великий князь был зачислен в списки лейб-гвардии Конно-Пионерного эскадрона и произведён в полковники. Принимал участие в Крымской войне и войне на Балканах. В период с 1864 по 1877 год был генерал-инспектором кавалерии. К этому времени и относится описание М. Кирсановым его приезд к отцу на зимовник).

На усадьбе отцом был посажен молодой сад со множеством вишнёвых и яблочных деревьев, простиравшийся далеко по балке Хомутец.

Из надворных построек были: так называемая "белая хата", где была кухня для господского стола, напротив маленькая кухонька для работников, за нею погреб и ледник, далее четыре хлебных амбара, а под углом к ним, под одной крышей, каретный сарай, конюшня, сараи для земледельческих орудий и людская.

Расположенную при зимовнике, со стороны сада, балку Хомутец отец использовал для пруда, соорудив искусственную плотину. Заполнялся он от таяния снегов и дождей. Вода в ставку была мутна и не годилась для питья и приготовления пищи, но такой пруд в безводной степи был необходим для питья скотины и полива сада и огорода».

В этих же воспоминаниях упоминается имя сына соседского коннозаводчика: «Ко мне часто приезжал мой сосед Костя Карасёв, мой однолетник и одноклассник. Приезжал он обычно... – верхом на великолепном вороном аргамаке (аргамак-порода быстрых и легких верховых лошадей. – К. К.) и с ружьём; ружье было его отца, с украшениями, дорогое, с блестящими курками и таким же замком, шомпольная двухстволка».

В воспоминаниях сына другого коннозаводчика – Евгения Балабина, относящихся к 1885–1900 годам («Далёкое и близкое, старое и новое». Литагенство «Центрполиграф», 2009 . С.21), Константин упоминается уже как владелец зимовника: «В прежние времена, когда в камышах было много волков, иногда устраивали облаву на них... Мы с кучером сидели на дрогах. Охотники – брат Николай, дядя Фёдор Николаевич и коннозаводчик К. И. Карасёв».

Об основателе зимовника, отце Константине, сведения скудны. Известно только, что  подполковник Карасёв командовал полком, отличился в боях и при увольнении из армии получил надел земли в Сальских степях для занятия коннозаводчеством.

Границы участка Карасёвского зимовника с западной стороны проходили по балке Ямута и дальше по заливу этой балки до Маныча. С северной стороны – по реке Маныч. С восточной стороны была пропахана  межа, заметная до сих пор.

Тянулась она от Маныча, до хозяйственных построек зимовника. Для проезда к Манычу через протоку от озера Большая Солонка в залив балки Ямута была устроена плотина. Сейчас видны её остатки, которые хуторяне называют «прорванной греблей».

Озеро Большая Солонка , высыхающее летом

С юга участок доходил до соединения балки Ямута с балкой Терновой.

На зимовнике Карасёва имелись господская усадьба, «людской дом», хлебный амбар и скотские базы (лошади, крупный рогатый скот, овцы).

Усадьба располагалась возле одного из самых больших скифских курганов, в центре нынешнего хутора. Дом был деревянный, двухэтажный. Поселенцы впоследствии устроили на первом этаже детский сад, а на втором – школу. После войны здание разобрали для постройки колхозной конторы, а детсад и школу перевели в новопостроенное. В настоящее время следов школы не осталось. Да и курган уже не такой большой…

Место где была "господская усадьба" Карасёвых

«Людской дом» и хозяйственные постройки располагались на северо-восточной окраине нынешнего хутора. Фундаменты можно было ещё рассмотреть в  1970-х годах, недалеко от артезианской скважины (местное название – «артезианский колодезь»). Тогда же был виден и сруб. Воды хватало, чтобы наполнить ставок, который использовался для водопоя и  полива огородов. Но главное – вода была пригодной для питья.

После революции на основании «Декрета о земле» в Сальском округе началась национализация помещичьих угодий и их заселение. В том числе земель помещика Карасёва. О самом К. И. Карасёве найдено только упоминание о том, что во время Гражданской войны он вступил в ряды Донской армии и даже был послан Войсковым атаманом П. Н. Красновым вести переговоры с командующим Добровольческой армии Деникиным об объединении этих армий (А. И. Деникин. Вооружённые силы Юга России. Октябрь 1918 г. Январь 1919 г. Париж,1921. С. 3).

На землях коннозаводчиков и помещиков стали появляться новые населённые пункты. На территории нынешнего Краснооктябрьского сельского поселения это – Прогресс, Новый Израиль (Красный Октябрь), Показатель и Красный Маныч.

Всю землю в округе поделили на районы, и эти хутора административно отошли к Красноармейскому сельскому совету Западно-Коннозаводческого района Сальского округа Северо-Кавказского края.

Весной 1924 года первые пять семей, связанные родственными узами, прибыли к выбранному месту жительства семьи Кузнецовых, Дедусёвых и С. Ф. Пономарёв из Астраханской губернии. Из Луганской приехали семьи Котовых и Кудрявцевых.

Интересна история, как Котовы и Кудрявцевы стали переселенцами. О том, что начинается заселение «вольных земель», они узнали, когда ездили за солью в Астраханскую губернию и на прииски Манычских озер. Как известно, «солевозная дорога» («солевозный тракт», «скотопрогонный тракт», «шлях») проходила рядом  с будущим хутором, там же, где и сейчас проходит дорога [6].

С этим же связаны и последующие переселения из Украины и центральных областей России.

Первопоселенцы по достоинству оценили место, которое когда-то облюбовал под свою экономию коннозаводчик. Надо отдать должное их мудрости и практичности: именно они приняли решение расселяться  вдоль  балки Ямутинской. Земля оказалась заметно плодороднее, чем в соседних хуторах, хотя те и были заселены  раньше. Но главным преимуществом  было то, что в новом поселении питьевая вода отличалась хорошим качеством – что для этого края, несмотря на близость реки, большая редкость (в округе она преимущественно горько-солёная).

В 1925–1926 годах к новому месту жительства стали прибывать другие переселенцы. Из Украины – семьи Балабановых, Ващенко, Грошевых, Гурбы, Камышан, Кравцовых, Ключкиных, Колесниковых, Малюковых, Мортоплясов, Нарожных, Пода, Проценко, Скрынниковых, Толстокоровых, Чернобай, Шаповаловых, Шароварченко, Шелудьковых, Шклавцовых, Шкребцовых и другие. Все они – из села Скрипаи Змеёвского уезда  Харьковской  губернии. Из села Вершино-Каменка Верблюжской волости Александрийского уезда Херсонской губернии (ныне Кировоградская область) – семьи Иващенко, Кляцких, Лысенко, Щупкиных. Из Курской и Белгородской областей – семьи Белашовых, Болтенковых, Воробьёвых, Гончаровых, Лапиных, Степановых и Хадеевых.

Ехали они на Маныч на волах и лошадях, со всем домашним скарбом. Везли кур, привязанных за арбы коров;, следом шли собаки.

Хутор решили устроить на самой границе солончаков (или, как говорят  хуторяне, солонцов). Расселение началось по обе стороны балки таким образом: в начале, на удалении от неё метров на двести – жилые помещения и хозяйственные постройки, затем сады и огороды. Для полива на огородах выкапывали  «копанки»: колодцы глубиной в полтора-два метра.

Для многих переселенцев первыми их жилищами были подвалы (большие и глубокие ямы, или «норы»), вырытые в земле и покрытые сверху чем придётся – лишь бы не протекало и сохранялось тепло. К зиме подвалы заменились землянками из дёрна – больших кирпичей, вырезанных из земли, густо проросшей корнями низкой травы. В ковыльных манычских степях того времени был большой дефицит с древесиной. Поэтому крыши землянок делали из камыша и соломы, а вместо деревянных полов – глина.

К счастью, в окрестностях оказались богатые залежи красной и белой глины, что позволило жителям хутора делать саман – прямоугольные кирпичи. Его тщательно высушивали, из него выкладывали стены домов и построек для содержания животных. Уже потом, через годы, когда в Прогрессе появился колхозный кирпичный завод, саманные дома стали обкладывать кирпичом или полностью делать кирпичными. Они были и дороже и холоднее саманных, поэтому саманно-кирпичные строились в манычских хуторах ещё не одно десятилетие.

Большую проблему для переселенцев представлял обогрев. В те времена на Дону и Маныче зимы было гораздо суровее, а печи приходилось топить быстроперегорающими, но выделяющими мало тепла соломой, сухими камышом, кураём (перекати-поле), которого в степи имелось с избытком, и даже кизяком – засохшим навозом из под скота, который заготавливали летом, нарезая навозные кучи тонкими квадратиками и высушив на солнце.

Небольшое отступление. Яркое воспоминание из детства, связанное с кураём. Дорог с твердым покрытием в хуторах ещё не было, и в грязь и слякоть каждый школьник, идя в школу, должен  был  принести  с собой  курай, о  который очищали обувь. «Коврики» из курая были так же во всех дворах, рядом с «чистялками», которые колхозный сварщик, дядя Миша по прозвищу  Привару, изготавливал из кусков  автомобильных рессор и уголков.

Хозяйствовали первопоселенцы единолично. В первые годы, до того как распаханные целинные земли можно было  использовать для сева зерновыми культурами, поселенцы зарабатывали продажей сена. А сенокосы были знатными! По воспоминаниям того же  М. Кирсанова, его отец в разные годы нанимал от 400 до 600 косарей в сезон! Сено возили продавать в Ростов и Новочеркасск.

Первые урожаи на целинных землях также дали хорошие результаты. Но особо впечатлили хуторян вызревшие на бахчах арбузы. По воспоминаниям старожилов, арбузы уродились такими большими, что когда пришло время их убирать, на арбу каждый арбуз  грузили вдвоём.

С арбузами связана и курьёзная  история. Из-за того, что огудина  (арбузная плеть) с одного надела «перебралась» на соседний, между соседями возник скандал. Кому же должны принадлежать арбузы?

Согласно «Поселенным итогам переписи 1926 г. по Северо-Кавказскому краю» (Ростов-на-Дону, 1926. С. 226), вновь возникшему поселению присвоили наименование «хутор Прогресс № 3» (в этом же районе имелись хутора с аналогичными названиями, впоследствии при территориально-административном преобразовании, номер упразднили). По её итогам в в нём насчитывалось 70 дворов и 428 жителей, из них: казаков – 34 , украинцев – 315, великороссов – 113.

В 1930 году в связи с упразднением Сальского округа район переименовали в Гигантовский. В 1934 году его упразднили, территория отошла к Сальскому району Азово-Черноморского края (центр края – Ростов-на-Дону).

Жители нового хутора обустраивались, обзаводились хозяйством, влюблялись, женились, рожали детей. Чтобы строить светлое будущее, организовали  в 1930 году коллективное хозяйство – колхоз «Прогресс».

Первым его председателем избрали Александра Бахмута. Позже – Гурия Константиновича Лысенко.

Дальнейшие административно-территориальные изменения в жизни хутора происходят через пять лет, когда в результате разукрупнения районов Азово-Черноморского и Северо-Кавказского края образовался Весёловский район (за счёт части Мечётинского и Сальского). Прогресс передают в Казачинский сельсовет, перешедший из Мечётинского в Весёловский район.

В колхозе в эти годы возвели животноводческие фермы, ремонтную  мастерскую с кузней, зерносклад, клуб, контору. И хотя хозяйство специализировалось на растениеводстве, стали появляться и другие отрасли сельского хозяйства: овощеводство, птицеводство, овцеводство. Работала молочно-товарная ферма.

О начале войны узнали от председателя колхоза Лысенко. В тот воскресный день, как было заведено, почти  весь хутор собрался у Антона Кравцова делать замес, изготавливать саман для нового дома. После обеда к работающим приехал Гурий Константинович: «Хлопцы! Идите отдыхайте по домам. Война началась с немцем». Ему об этом сообщил коннонарочный из района.

После проводов мужей, братьев, сыновей основная тяжесть работы в колхозе легла на плечи женщин, стариков и подростков. Они работали на тракторах, комбайнах, лобогрейках, пахали, скирдовали солому, заготавливали сено, ухаживали за животными...

К началу Великой Отечественной войны в Прогрессе  было уже 120 дворов, проживало 528 жителей, 133 из них ушли воевать. 50 – домой так и не вернулись. Погибли на полях сражения, умерли в госпиталях, в концлагерях. Не было среди моих земляков выдающихся полководцев, не совершили они громкие подвиги. Были они простыми рабочими войны, приближавшими Победу.

Многие вернулись искалеченными, но сразу принялись за нескончаемую работу по восстановлению разрушенного колхоза.

После войны и до объединения, колхозом руководил Петр Антонович Левченко.

В 1950 году, в связи с политикой укрупнения колхозов «Прогресс», «Январский» (в хуторе Казачьем), «Совместный Труд» (хутор Тавричанский) и «Красный Октябрь» объединились в колхоз имени Сталина с центральной усадьбой в хуторе Новый Израиль (Красный Октябрь). В декабре 1961 года его переименовали в «Красный Октябрь».

Объединение дало новый импульс развитию хутора. Учитывая, что около хутора богатые залежи красной глины, принялись за строительство кирпичного завода. Состав глины позволял выпускать кирпич высокого качества. Слава о «прогресском кирпиче» простиралась далеко за пределы района. Свой завод позволил колхозу не только возводить разные производственные объекты, но и жильё для колхозников.

К сожалению, в конце 1990-х  завод прекратил работу.

Сегодня хутор Прогресс входит в состав Краснооктябрьского сельского поселения Весёловского района Ростовской области. Сельскохозяйственные угодья вокруг хутора принадлежат ЗАО «Красный Октябрь».

Одной из достопримечательностей хутора был «колхозный  колодец», вырытый рядом, на склоне балки. Набирать воду приезжали из соседних хуторов. Вначале он представлял из себя деревянный сруб с «журавлём», противовесом которого было колесо от телеги, а в конце 60-х провели капитальный ремонт: вместо деревянного сруба в колодец опустили бетонные кольца, вместо «журавля» соорудили деревянный барабан, который со временем отполировали до блеска тысячи ладоней. Особым шиком считалось умение наполнить опускаемое в ведро с первого раза.

Другую достопримечательность создала природа: единственный в районе ареал произрастания краснокнижного дикого пиона тонколистого ( местное название «воронцы»). Из всего богатства степной растительности эти цветы –самые яркие и необычные. Как только сходит снег, в степи появляются их зелёные островки, а  в конце апреля степь окрашивается в алый цвет. Именно дикий пион описал в сказке  «Аленький цветочек» Сергей Тимофеевич Аксаков: «Необыкновенный цветок, краше которого на свете нет. Сам он цвета алого, красоты неописуемой!».

Закончить свою историю образования хутора Прогресс хочу стихотворением нашего земляка Сергея Макарова

Эй, народ, тот что жил по-над Манычем,

По над тихой Донскою рекой,

Все Иваны, Степаны, Захарычи,

Когда все мы вернёмся домой?

Поразбросаны жизнью нелёгкою

По стране, по медвежьим углам,

Степь и волю сменивши по лёгкому,

Свои души порвав пополам.

Одна часть на асфальте затоптанном

Под прицелом блестящих витрин,

Словно ялик, в затоне притоплена,

Доживает в тоске до седин.

А другая над степью просторною

Пьет душистый полынный настой,

И как птица, песней привольною,

Всё зовёт и зовёт за собой.

Мне порою до одури хочется

Бросить все, и успех и покой,

Возвратиться туда, где мне отчество

Дал отец, деревенский такой.

Ах ты степь, солонцово-ковыльная,

Сколько лет я не видел тебя!

Я вернусь, соберу только силы я,

Знаю, встретишь меня ты, любя!