С. Ф. ТОКАРЕНКО

О ДРЕВНОСТИ СЕМИКАРАКОР

Город в каком-либо классическом виде, наверное, совсем чужд степи. Не было у нас ничего похожего ни на священный urbs (город) римлян, который чтили выше богов, ни на средневековые немецкие бурги, ставшие базой культуры и гражданского общества. На всём протяжении деятельности человека в разные периоды и для разных культур то, что выстраивалось в степи, в наших местах, было какой-то формой военных поселений.

К такому выводу подводит читателя и В. С. Флёров в книге «“Города” и “замки” Хазарского каганата», хотя произведение это очень спорное и немного провокационное и касается только раннего средневековья. Флёров пишет: «Саркел и Семикаракоры – не единственные значительные памятники Хазарского каганата в степях Нижнего Дона, однако ни один из известных не может быть определён как город», и далее: «До накопления новых археологических данных, до новых лингвистических исследований и открытий мы можем (должны) отказаться от термина «город» в приложении к памятникам Хазарского каганата» [1, с. 45, 197].

Но всем, и людям, и административным образованиям, свойственно возводить свою родословную по меньшей мере к Адаму. Чехов в коротеньких «Финтифлюшках» описывает графа, помешанного на родословной и поэтому повелевшего на портретах неизвестных мужчины и женщины сделать надписи «Адам Рубец-Откачалов» и «Ева Рубец-Откачалова». Понятно, что фамилия графа была Рубец-Откачалов.

По примеру этого чеховского героя хотелось бы удлинить историю Семикаракор, хотя и не в качестве города, но на подлинном археологическом материале.

Открытие произошло самым будничным образом, во время обычной прогулки, километрах в двух к югу от города, и не предвещалось никакими знамениями или предчувствиями. Классический кремнёвый нож с красивой патиной лежал на тропе возле пруда и был свидетельством пребывания древнего человека столь очевидным и ясным, что не может быть яснее. Дальнейший осмотр по дороге вдоль пруда выявил ещё две фрагментированные ножевидные пластины и скребок –этого было слишком много для случайных находок. На высохшем дне пруда были ещё две крупные пластины из высокосортного халцедонового кремня и обломок полированного сланцевого молота. В следующие выходные было собрано ещё девять предметов, затем сборы стали регулярными. После осени и зимы, обильных на осадки, дождь и талые воды вымыли на соседней пашне много новых находок. На местности постепенно определились участки, где находок было больше –места локализации. Вдоль берега, у низины, где в линию выстроились курганы, можно выделить участок древней дороги. На этой дороге был найден массивный кремнёвый желвак –от таких камней откалывали пластины и уже из них изготавливали орудия охоты и труда. Таких камней в степи нет. В. Я. Кияшко считает, что добывали их на берегу Северского Донца: «Новые поселенцы освоили новые источники сырья. Вместо мелких прибрежных галек они используют крупные желваки высокосортного коричневого кремня, вероятно, совершая за ним многокилометровые рейды на берега Северского Донца, где зафиксированы мощные выходы древнего руслового отложения аналогичных галек» [2, с. 27–8]. От нас до Донца 12 километров, и кажется, что камень потеряли, хотя, конечно, это только предположение.

Почему эти явные и красноречивые свидетельства не были замечены раньше, хотя я бывал здесь с детства? Наверное, потому, что казалось, будто древности могут быть только в незнакомых и необычных местах. Подобным образом не верили фарисеи: «А иные говорили: разве из Галилеи Христос придёт? <…> …Рассмотри и увидишь, что из Галилеи не приходит пророк» [3].

Всего находок из кремня оказалось 94, часть из них были невыразительными, ещё часть принадлежали к поздним периодам, но остальные по приёмам и особенностям обработки явно относились к более ранним периодам существования человека. Большой удачей было то, что определения и исследования проводились В. Я. Кияшко, А. В. Цыбрием и Н. И. Ромащенко, археологами очень квалифицированными и известными. В результате выяснилось, что некоторые находки по ряду признаков сопоставимы с материалами степных памятников неолита – энеолита. Наиболее ранние орудия были отнесены к неолиту – позднему периоду каменного века, с датировкой VII– тысячелетия до н. э. Более поздние находки, говоря «археологическим» языком, относятся к раннему энеолиту и синхронны среднестоговскому периоду, датируемому концом V –началом IV тысячелетия до н. э.; они имеют аналоги на ближайших уже известных памятниках археологии – Ракушечный Яр и Раздорское‑. Ещё более поздние находки относятся к периоду позднего энеолита и по времени соотносятся с финалом среднестоговских племён. Следующая группа находок соответствует константиновской археологической культуре и имеет возраст до рубежа III тысячелетия до н. э. – вплоть до эпохи средней бронзы.

В переводе на обычный язык, древние люди уже с конца каменного века (девять тысяч лет назад) вели в нашей местности активную жизнь, позже народы и культуры сменяли друг друга, но деятельность человеческая не замирала.

Наши многочисленные и многообразные мероприятия в финале уместились в небольшую публикацию [4, с. 23–4], а Семикаракоры могут обоснованно «хвастаться» очень древней историей, хотя и не городской.

Прошлое представлено в нашей жизни часто и разнообразно, но всегда эпизодически –архитектура старых зданий, антиквариат, музеи и т. п.; прошлое растворено в повседневности, а потому привычно и незаметно. Но иногда оно вдруг возникает огромным материком почти за порогом дома. И это тем неожиданнее, что обнаруживается оно в рамках привычных явлений и обстановки: шум транспорта, пыльная загородная дорога, редкие люди, занятые хозяйственными делами –и открывается таинственный материк из прошлого –степь.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Флёров В. С. «Города» и «замки» Хазарского каганата. Археологическая реальность. М. ; Иерусалим, 2011.
2. Кияшко В. Я. Между камнем и бронзой // Донские древности. Вып. 3. Азов, 1994.
3. Иоан. 7: 41, 52.
4. Токаренко С. Ф. Археологические разведки под г. Семикаракоры // Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 2011 г. Вып. 27. Азов, 2013.