ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2016-й

Неклиновский район Ростовской области

Эмиль СОКОЛЬСКИЙ

КАМЫШОВАЯ СЛОБОДА

Село Синявское Неклиновского района Ростовской области

Выйдешь на станции Синявская – тишина, только птицы спокойно перекликаются да ветер доносит влажно-прелое дыхание дельты: там, в сплошном тростнике, потерялся Мёртвый Донец, несудоходный рукав Дона. Но с обрыва видны и его серебристые изгибы, и устье, а за тростниковой ширью, словно за целинной степью – как мираж, тёмно-синий простор Таганрогского залива.

Синявское – село длинное: сопровождая невысокий обрыв, поросший белой акацией, уходит в сторону от железной дороги, оставляет её среди тростниковой низины. Кроме своеобразных пейзажей, в Синявском можно ещё увидеть бог весть когда построенные жилища из камыша, обмазанного глиной, низенькие и покосившиеся; так строили здесь и сто, и двести лет назад…

Наверное, из этих домиков и состояла слобода, которая появилась в 1770 году велением адмирала Алексея Наумовича Сенявина, назначенного начальником экспедиции по строительству баз для Азовской флотилии: кроме маленького хутора, поселений от крепости Дмитрия Ростовского до Таганрога в то время не было, а значит – возчикам, доставлявшим грузы в Таганрогский порт, негде было по пути остановиться на отдых, самим подкрепиться да лошадей накормить. Здесь, у берегов будущей слободы, в устье реки Донской Чулек, корабли Сенявина, следовавшие с донских верфей в Таганрог, запасались пресной водой.

Испарения дельты, душный климат плохо сказались на состоянии здоровья и рабочих, и «эскадренных командиров, и самого Алексея Наумовича, изнемогавших от малярии. Однако, несмотря на все трудности, работы по благоустройству гавани велись до поздней ночи. А в мае 1871 года корабль «Хотин» с адмиралом на борту взял курс к берегам Крыма, где и обратил в бегство турецкую эскадру.

Церковный историк Иван Сулин пишет, что поскольку «под поселение слободы Сенявиным была захвачена войсковая земля, то Войско Донское в 1774 году возбудило ходатайство пред высшим правительством о снесении этой слободы. Ходатайство это в 1775 году было уважено  и слобода передана в распоряжение Войска Донского». И через десяток лет уже стала называться Маньковой по имени её владельца премьер-майора Василия Ивановича Манькова [1, с. 202]. Позже слобода перешла к родственнику Манькова по жене Дмитрию Косьмичу Бобрикову.

В 1859 году слобода по официальным источникам зовётся хутором Сенявским [2, с. 4], в 1873-м – Синявским [3, с. 7], хотя в газетных публикациях иногда по-прежнему пишут через «е». В списке населённых пунктов Донской области на 1 октября 1922 года она уже «превращена» в село (Синявка Синявской волости Ростовского округа [4, с. 283].

Церковь Трёх святителей (Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста), появившаяся в Маньковой слободе в 1794 году, – на деревянных столбах, с камышово-глиняными стенами, – обветшала быстро. В 1806 году возвели каменную, с колоколенкой [1, с. 202–203]. Восьмигранник её купола – скромный отголосок «украинского барокко» (сильно устаревшего к тому времени) – был явлением довольно редким для Приазовья. Приблизительно в 1890-м церковь расширили боковыми приделами, а в 1903-м обновили подгнивший центральный престол, освятив его во имя Всех святых.

В 1858 году в хуторе произошло примечательное событие: в доме бобриковских крестьян Адамовых чудесно обновилась икона Владимирской Божией Матери. О чудодейственной её силе распространился слух, стекавшиеся в Сенявку богомольцы получали исцеления. Осенью 1883 года паломников было особенно много, и священник церкви уведомил Аксайского благочинного о том, что в доме солдата Михаила Ивановича Адамова, вернувшегося со службы и приютившегося у своей сестры Марии, есть икона, к которой приходят «поклонники». Благочинный направил послание в Консисторию, и оттуда в Сенявку пришло определение от 12 декабря 1883 года: «расположить рядового Адамова поставить икону в местный храм». Перенесение иконы прошло 12 февраля 1884 года при большом стечении народа. Дальнейшая судьба иконы неизвестна...

Скромная Всехсвятская церковь и теперь сразу привлекает внимание, когда едешь электричкой «Ростов – Таганрог»: спокойно и дружески верховодя селом, она словно уводит его в сторону от железной дороги – за пойму, к буграм, делает узнаваемым и особенно привлекательным. Между тем об этой, одной из самых старых на донской земле церквей, не пишут и почти не упоминают как о памятнике архитектуры.

Церковь выстроена по типичному для украинского барокко плану: в виде креста (что восходит к казацкому деревянному зодчеству). Восьмигранник барабана цилиндрической формы, несколько тяжеловатый по объёму, невысоко приподнимается над основным зданием храма, завершаясь выкрашенным в зелёный цвет куполом, также восьмигранным, который увенчивается крохотным позолоченным  куполком-луковичкой. Фасад храма выглядит важно и строго благодаря прямоугольнику колокольни с арочными проёмами, который по высоте почти равен куполу.

В 1904 году архитектором, благочинным, местным причтом и почётными гражданами Сенявского общества в Донскую духовную консисторию был направлен акт осмотра церкви; в ответ пришёл указ: не позже весны 1905 года произвести ремонт, в противном случае церковь должна быть закрыта. Более того, Елизаветинское станичное общество (Сенявка входила в юрт станицы Елизаветинской) выдало на благое дело 1000 рублей. Деньги ушли неизвестно куда... И через два года в «Донских областных ведомостях» появилась печальная заметка: «Наш храм, существующий более 100 лет, ныне представляет из себя жалкий вид. Он не только невозможно тесен по теперешнему населению, но и не безопасен для открытия в нём богослужения, так как брусья на колокольне, к которым подвешены колокола, подгнили, а иконостас грозит падением. Печально выглядит иконостас: он потемнел, изображения икон выцвели и местами стёрлись и даже доски, на которых написаны иконы, потрескались» [5].

Если судить по сообщениям в тех же «Ведомостях», церкви никак не везло, и религиозный дух Сенявки оставлял желать лучшего, несмотря на то, что в хуторе действовали два одноклассных приходских училища (в 1903 году было построено новое, но долго не работало, так как у хуторского Общества не нашлось денег на оплату учителю. Здание сохранилось до сей поры). Вот что писал в «Ведомостях» безвестный корреспондент: 6 июля «в хуторе ожидали икону Божией Матери Одигитрии (Акасайской), которую должны были доставить водой из хутора Обуховского Елизаветовской станицы. В 11 часов дня, после обедни, хуторским правлением снаряжено было четыре дуба (большой лодки); на одном устроен был балдахин с аналоем, украшенный цветами и разноцветной материей. Часов в 12 дня процессия, во главе со священником, на четырёх дубах двинулась в хутор Обуховский для принятия святыни. К вечеру стал стекаться в хутор народ из окружающих поселений, преимущественно женщины и дети, так что к 9 часам вечера берег р. Чулека и набережная были переполнены разноцветной толпой народа. В это время среди толпы богомольцев стали появляться шайки пьяных местных ребят, которые до 2 часов ночи, т. е. вплоть до прибытия святыни, спокойно разгуливали по берегу реки с песнями и плясками, сопровождаемыми самою ужасною бранью, так что семейным людям приходилось прятаться в дома. Я попробовал было сделать некоторым безобразникам замечание, но в ответ мне последовала нецензурная брань и разного рода насмешки. Кроме того, тут же разгуливали пьяные молодые казаки при шашках, по-видимому, наряжённые атаманом для водворения порядка; но они тоже пели песни и бранились. Одним словом, царил полный беспорядок, так что многия семейства лишились возможности встретить икону, из боязни подвергнуться оскорблениям. В первый раз в жизни мне приходится наблюдать такую разнузданность и, главное, в ожидании высокочтимой местным населением святыни. Всё это может глубоко возмущать чувство истинно-религиозного человека» [6].

Не единожды я бывал в селе Синявском, и мне кажется, что ситуация с пьянством изменилась в лучшую сторону. В начале же века чего только не писали о нравах хуторской молодёжи! «На 25, 26, 27 декабря в доме Бондарева фокусником Маклаковым, прибывшим из Ростова, был устроен зал для народных представлений. Подгулявшая молодёжь хутора, предпочитая монопольку всем другим забавам, не давала однако Маклакову возможности устроить представление в течение всех 3-х дней. Пьяные синявцы врывались в зал и всякий раз производили безпорядок на глазах хуторской полиции, которая не обращала должного внимания на безобразия.

Характерная черта Синявских саврасов!» [7].

В 1907 году «Ведомости» сетовали на возрождение трактира с бильярдом, отмечая, что этот трактир, где спиртные напитки продают «распивочно и на вынос», переполнен. Хутор «впал в глубокую бедность с голодным его населением, которое в большинстве питается корками хлеба, запивая огуречным рассолом, так как запас овощей тяжёлой зимою использован, много скота пало от бескормицы, а новый порядок рыболовства, благодаря позднему началу весны, увеличил бедствие населения» (с 15 марта вступил в силу запрет на лов рыбы в гирлах восточной части Азовского моря) [4]. Возмущаясь «тайной торговлей водки» в Сенявке, автор статьи с грустью вспоминает о том, что в хуторе действовал драматический кружок... А вот другое сообщение безымянного автора:

«Дни Святой Троицы сенявцы празднуют ежегодно особенно шумно, даже по сравнению с храмовым престольным днём; это их народный праздник, установившийся с того времени, когда процветал рыбный промысел.

К этому времени приезжали чумаки-прасолы за солёной рыбой, привозя в свою очередь необходимые для сельского населения предметы: дёготь, дешёвую деревянную и глиняную посуду, вила, грабли и проч.; к этому времени приурочивался и расчёт рабочих “забродчиков”, как их тогда называли. Эти обстоятельства создали ярмарочную торговлю с увеселениями и разгулом.

В настоящее время рыбы в Сенявке нет, нет и забродчиков, получавших большие заработки и чумаки не приезжают, но увеселения и разгул остались по-прежнему.

На праздничные дни святой Троицы вся Сенявка да и жители окрестных селений стекаются на особо отведённой площади выпить и повеселиться. Для этого к их услугам имеются сласти, карусели, балаганы-театры и винныя палатки с продажей распивочно и на вынос»; и далее корреспондент объясняет, почему веселящиеся уже после двух стаканов чувствуют: в якобы натуральные цимлянское и мускат добавляются дурманящие примеси.

Последних, т. е. винных палаток было много и все они торговали бойко, несмотря на плохие и, вероятно, с вредными примесями вина, идущие за ”натуральные” цимлянские, мускатные, вяленые и пр. Потребители таких вин не хмелеют, а одурманиваются и уже после выпитых двух стаканов начитнают чувствовать болезненные признаки холерины. Из этого видно, какие ”натуральные” вина обращаются в продаже, особенно среди простого народа, и остаётся желать скорейшего применения закона о виноградном вине» [8].

В мае 1906 года нашёлся таки председатель церковно-приходского попечительства, который взялся организовать сбор средств на мраморно-мозаичный иконостас. Нашёлся и мастер, привёз проект, план и чертежи. Однако и тут не всё проходило гладко: появились противники, которые сами хотели выставить себя основными действующими лицами в деле обновления церкви. Вопрос, однако, в конце концов, решился для неё с пользой...

В 1930-е годы проводить богослужения в селе запретили. Церковь приспособили под конюшню и зернохранилище, в окна вставили железные решётки. После войны она, больше напоминая развалины, перестала быть и складом… Тогда и возобновились богослужения. Сельчане приносили из дому иконы (в том числе – множество старинных), развешивали их и расставляли на полу. Церковь понемногу обживалась (к счастью, уцелел трёхъярусный иконостас из цветного мрамора), но год за годом становилась всё более дряхлой. Росписи портились от гашёной извести, которую использовали для побелки стен; не выдерживал пол, проваливался сначала под прихожанами, а потом и под иконами: на них прихожане клали одежду – повесить некуда было. В 1974 году на службу в церковь был назначен отец Пётр. Этот мудрый, сердечный человек первым по-настоящему обеспокоился судьбой святыни. За два с половиной года под его руководством и при его личном участии местные жители принялись за восстановление Всехсвятской церкви. Главные работы выполнял алтарщик Николай Иванович Воронежский: и купол починил, и пол выложил, и кирпичной оградой обнёс церковный двор (чугунную разобрали ещё в 30-е годы); жена его, псаломщица Ирина Ивановна Красникова, в меру своих скромных возможностей расписала стены. А для росписи иконы Покрова Пресвятой Богородицы на потолке и одноярусного иконостаса наняли профессионального художника, который с задачей справился весьма посредственно… Работы продолжались и при отце Сергии, который сменил отца Петра, переведённого в церковь в соседнем хуторе Недвиговка, и при отце Леониде, служившем до 1993 года. Отец Леонид и был, по сути дела, последним истинным хозяином церкви.

В 2001 году мне довелось застать 89-летнюю Макрину Игнатьевну, ослепшую, прожившую при Трёхсвятской церкви двадцать шесть лет. После службы, которую вёл плотно сложенный, бородатый отец Николай, время от времени простецки-снисходительно комментируя евангельский текст («Слышите, шо написано? Во как оно было!»), бабушки направились за ворота; лишь одна, самая старенькая, с измождённым лицом, повернула к домику у церковной стены. Это и была Макрина Игнатьевна.

– Спасибо Николаю Ивановичу, Ирине Ивановне, сколько добра сделали! – вздыхала она. – Уже года два как в Приморку уехали… А всё отец Пётр начал: не мог допустить, чтобы церковь развалилась. Теперь же – не знаю, что и будет: ухода за нею нет, скоро крыша потечёт. А у нас ведь тут такие святыни – икона Божией Матери Троеручица, икона Всех Святых. – И как-то совсем беспомощно, тихо взмолилась: – Ох, помоги Боже, помоги Боже!..

Покинув уютный, обсаженный дельфиниумом, лилиями, пионами, и с невысокой черешней двор, перешёл по мостику через ручей, обегающий белокаменную ограду, и направился в Недвиговку.

Церковь Успения не отличалась такой стародавней теплотой, как Всехсвятская, и была веселей, нарядней. В пожилом седоватом священнике с добрым и доверчивым лицом я сразу угадал отца Петра.

 – Много было прихожан в той церкви! – эмоционально вспоминал отец Всехсвятскую. – Больше, чем здесь. А теперь – крестины ли, венчание ли, похороны – едут сюда. Нет там священного духа. Душою церкви была бабушка Макрина, видели её? Но она совсем уже стара, немощна. Худо там; а как может быть иначе – знаете ведь, всё в мире держится только на любви…

Тогда, прощаясь, я взглянул ещё раз на Успенскую церковь – ладную, крепкую, и вновь встала перед глазами старенькая, сильно осевшая в землю Всехсвятская. И подумал: что-то у неё есть общее с теми покосившимися домиками из тростника и глины, доживающими последние годы...

В конце 2002 года не стало бабушки Макрины. Исчезают последние синявские глиняные домики. А что с синявской церковью? Пожалуй, слова Петра уже можно вспоминать как далёкую историю: церковь Всех Святых обновилась, приосанилась и выглядит теплей, добрей, патриархальней, чем Успенская. Сюда хочется приходить и приходить.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Сулин И. Материалы к истории заселения Черкасского округа // Сборник областного Войска Донского статистического комитета. Вып. 8. Новочеркасск, 1908.

2. Списки населенных мест Российской Империи. Вып. 12: Земля Войска Донского. Санкт-Петербург, 1864.

3. Список населенных мест Области войска Донского по переписи 1873 года: Приложение к Памятной книжке Области войска Донского на 1875 год. Новочеркасск, 1875.

4. Административно-территориальное деление Ростовской области. Часть I (Донская область. 1920–1924 гг.). Справочник. Ростов-на-Дону, 1989. С. 283.

5. Донские областные ведомости. 1907. № 73 (1 апр.). С. 3.

6. Донские областные ведомости. 1903. № 164 (31 июля). С. 2.

7. Донские областные ведомости. 1903. № 6 (9 янв.). С. 2.

8. Донские областные ведомости. 1909. № 108 (29 мая). С. 2.