ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2004-й

Азовский район Ростовской области

Э. А. СОКОЛЬСКИЙ

ПОРТ-КАТОН

Часть 1

Хлебный король

От Азова до Порт-Катона трасса бежит мимо полей и редких селений; несколько раз видом на море порадует. А в Порт-Катоне дороге конец — и Ростовской области конец: до самого Ейского лимана пустынные поля, пустынные берега Краснодарского края.

История южной стороны Таганрогского залива, по сути, серьезно не изучена и не описана. И будто никого не интриговало деловое, солидное, немного странное, и заманчивое название — Порт-Катон… Может быть, именно это меня вдохновило вдвойне — сначала на архивные разыскания, а потом и на небольшое путешествие в село.

Центральная часть Порт-Катона была приятно обсажена акациями, ясенями, туями и даже соснами. Ярко зеленел, как после недавно выпавшего дождя, густой парк за низкой железной оградой, упираясь в большой, из коричневой плитки, Дом культуры с библиотекой (по всему видно, построенный в 50-е годы), который длинным фасадом выходил на соседнюю улицу. Улица та словно подводила черту нарядному центру, а сама полна была ухаб и сорной травы, — в общем, обычная сельская улица…

Библиотечные двери заперты, хотя и день будний, и время идет уже к полудню; а не посетить библиотеку нельзя: вдруг там есть что-то по истории села, мне неизвестное?.. Вот, у двора, напротив, прибирает палисадник пожилая полноватая женщина, наверняка она все знает.

Едва я подошел к ней, она распрямилась, ласково улыбнулась и на мой вопрос о библиотеке охотно ответила:

— Работает, но только не помню: то ли с двенадцати, то ли с часу. Да ты зайди к ней сам — Галя живет рядом: поднимешься по этой улице, и вон, справа, ее калитка. Запомни, если что: Исаева Галина Васильевна.

Прежде чем уйти, я спросил, сохранилась ли в Порт-Катоне церковь? Что она была, я знал точно.

— Уж сколько лет ждем, когда построят, сколько лет! – вздохнула женщина. — Не знаю, доживу ли… Старая Покровская церковь была красавица, разрушили ее в сорок первом: боялись — ориентир для немцев хороший! К тому времени уже года три как зерно в ней хранили. А еще раньше колокола поснимали и ограду убрали — сейчас ею парк огорожен… Какие иконы были богатые! Куда подевались?.. В войну, в сорок третьем, открыли молитвенный дом, и лет через пятнадцать закрыли… Теперь-то, конечно, снова открыли, пойдешь в сторону рыбколхоза, увидишь – обычный жилой домик... А директор колхоза обещал деньги на новую церковь дать, и место для нее нашли. Да вот только дело почему-то остановилось. Ты бы с батюшкой поговорил, он завтра приедет на службу. Он у нас общительный!

Увы, до завтра я остаться не мог.

— Приезжай, как сможешь — у меня переночуешь. Мы тут вдвоем живем, тихо-мирно, места много не занимаем. Вот моя калитка; зовут меня тетя Лида, а «деда» моего дядя Саша.

Во дворе Галины Васильевны, по которому гуляли куры, меня встретил мужчина лет пятидесяти с добрыми серыми, смягченными слабой улыбкой глазами, тут же протянул руку и пригласил в дом.

— Галя! К тебе! — он открыл дверь, а сам остался во дворе.

В прихожую из комнаты выглянула худенькая быстрая женщина с виновато-смущенным лицом:

– Не разувайтесь, не надо!.. Проходите в комнату, садитесь! Сейчас я картошечки принесу.

Я был растроган: на столе появились вареная мелкая картошка в тарелке с подсолнечным маслом, соленые огурцы, зелень.

— Галина Васильевна! Давайте же хоть познакомимся!..

Рассказал, наконец, почему пришел в ее дом. Галина Васильевна, оказывается, собиралась в библиотеку; осталось еще сделать какие-то мелочи.

…Библиотека занимала угловую комнату в Доме культуры, в ней шел ремонт, поэтому одни книги были сложены в стопки, другие — в беспорядке громоздились вокруг. Возни предстояло много…

— Историей села когда-то занимались школьники, старожилов спрашивали, да тетрадку с записями кто-то утащил, куда пропала — не знаю, — сожалела Галина Васильевна. — Вот, только книжка о Порт-Катоне, колхоз профинансировал; тут есть немного истории.

Небольшая книга в плотной обложке, 2000-й год выпуска. Дореволюционная история Порт-Катона вся уместилась в неполный лист: село возникло в начале XVIII века как перевалочный пункт, удобная гавань… Места эти понравились харьковскому хлеботорговцу Катону Шабельскому… Дарованы ему были, когда дела купца развернулись в полную силу…

Я с огорчением отложил книгу. Где видано, чтобы потомственный дворянин был купцом? И откуда путаница: дворянин и торговец?

Здесь мне необходимо сделать большое отступление, так как спустя время, благодаря Государственному архиву Харьковской области, мне случилось узнать кое-что любопытное и о Порт-Катоне и о Шабельских.

Один из документов, говоря о некоем Иване Шабельском, упоминает о Шабельском-отце, выходце из польской шляхты, который командовал в Таганроге казацким батальоном в чине полковника (батальон выведен из Троицкой крепости в 1711 году, после заключения Прутского договора) [1]. В 1714 г. Шабельский прибыл в Бахмутскую крепость, где его наделили землей. Там его батальон был преобразован в Конный казацкий полк, а на основе этого полка в 1764 году сформировали Луганский пикинерный полк. Им командовал заурядный ротмистр Шабельский-младший. О нем рассказывается в другом документе: «27 января 1769 года во время неприятельского нападения около Бахмута Шабельский — командир разъезда, поймал одного языка, усмотрел две кучи татар, превосходящих его числом, напал на одну кучу и самолично трех татар убил, а последних в бегство превратил не потеряя со своей стороны никого. Освободив пленных жителей с женами, детьми и имуществом. Затем отбыл вниз рекой Бахмута к жильям для разорения неприятеля, обратил их в бег скакал за ним в след и совокупясь с донским полковником нагоняя неприятеля поражая оного и отбивал пленных» [2]. Вот так герой! Значит, Шабельские могли гордиться своей фамилией!

Это подтверждает и выпущенный в 1905 году в Санкт-Петербурге очередной том «Русского биографического словаря», поместивший справку о дворянине Екатеринославской губернии генерале от кавалерии Иване Петровиче Шабельском, участнике Отечественной и Персидской войн, удостоенном многих Высочайших наград. В ней Шабельский отмечается как человек большого мужества, знаток строевого дела и незаурядный тактик (последнее признал еще король прусский Фридрих-Вильгельм, когда Шабельскому исполнилось всего девятнадцать). Согласно данным словаря, Иван Петрович умер в 1874 году в возрасте семидесяти восьми лет [3].

Были у Шабельских не только боевые заслуги. Сохранились, например, сведения о помещице Бахмутского уезда (ныне Донецкая область на Украине) Марии Владимировне Шабельской, которая в 1847 году передала в знаменитый Святогорский монастырь, что на Северском Донце, 20 стогов сена (стоимостью 200 рублей серебром) и много даров для ризницы: оплечья, палицы, набедренники, стихарь, пелены, покровцы; многие из этих предметов она расшивала сама… [4] Другая Шабельская, помещица Изюмского уезда, вдова статского советника Екатерина Васильевна, в 1850 году на свои деньги построила в том же монастыре деревянную лестницу с каменными башнями (лестница поднималась от монастыря до храма Святого Николая, который, как ласточкино гнездо, лепится на вершине скалы) — башни, кстати, сохранились по сию пору, — да еще пожертвовала монастырю немалую сумму для поддержания лестницы в хорошем состоянии — правда, все для того, чтобы и ее, и сына Ахиллеса, болевшего более двадцати лет, похоронили в монастыре, близ этой лестницы, и молились за них… [5].

Шабельские как землевладельцы Екатеринославской губернии (куда входили и берега Таганрогского залива) в документах встречаются часто. Но меня интересовал, в первую очередь, муж Екатерины Васильевны Павел Васильевич, персона в начале XIX века довольно известная. Он был первым в Приазовье барином из рода Шабельских.

С 1812 по 1814 год Павел Шабельский, согласно указу императора Александра I, служил помощником бывшего министра внутренних дел князя Алексея Борисовича Куракина в борьбе сначала с моровой язвой, затем с чумой; наградой за полезное усердие были чин статского советника, высочайше пожалованный прижизненный пансион и подаренная князем земля в окрестностях Таганрога, в некотором отдалении от моря (землю эту князь купил еще в 1774 году у помещика Гацука) [6]. В имении Шабельский поселил 200 душ крестьян из Черниговской губернии, построил черепичный завод (действовавший до 1844 года); а местечко назвал Милость Куракина (теперь это территория села Политотдельское Матвеево-Курганского района). Несмотря на то, что Павел Васильевич и без того был богат на имения, у соседей, помещиков Приазовья — капитана в отставке Феодора Павловича Сарандинаки и у наследников генерала Ивана Платоновича Фондервиза — он купил новые земли. В целом помещику принадлежали обширные участки от Сазальницкой косы (местечко Шабельск, ныне село Шабельское Краснодарского края) до урочища Круглое Крестище (близ деревни Стефанидинодар).

В 1816 году, в возрасте сорока двух лет, Павел Васильевич ушел с государственной службы и посвятил себя сельскому хозяйству. Он и здесь оказался на высоте: тот же «Русский биографический словарь» сообщал о том, что Шабельский «первый завел правильное хозяйство в Задонском крае», недаром он удостоился звания действительного члена Главного Московского Общества Овцеводства и Императорского Общества Сельского Хозяйства России [3]. Одно из заметных благодеяний Павла Васильевича отметил в своем труде «История города Таганрога» П. П. Филевский (книга вышла в Москве в 1898 году): «…Вопрос о городском водоснабжении старый и больной вопрос в Таганроге… В 1845 году П. В. Шабельский предложил вырыть на свой счет артезианский колодец и просил городское управление дать ему для пользования орудия бурения, за что он вносил определенную плату, а на содержание служащих при этой работе он жертвовал 100 десятин земли в Ростовском уезде в 100 верстах от Таганрога. Бурение начато под наблюдением Евгения Иваницкого, на отведенном участке земли в 50 квартале по Петровской улице №88, где следы работ и по сие время видны» [7].

Умер Павел Васильевич в июне 1847 года, не дождавшись ни устройства колодца, ни окончания строительства церкви в местечке Шабельск, которое он с воодушевлением затеял...

А дело с колодцем продолжил его сын Катон: на завершение работ отец завещал триста тысяч.

Бывший черниговский губернатор, камергер двора Его Императорского Величества, гвардии подполковник, действительный статский советник Катон Павлович Шабельский остался увековечен в названии Порт-Катон. Обычно название поселения дается по имени его основателя. Однако сельцо, впоследствии ставшее Порт-Катоном, существовало еще до Павла Васильевича Шабельского и было известно как деревня Андреевка (в память об Андрее Лыкове, одного из наследников генерала фон дер Визе, или Фондервиза), иначе — Круглая, или Кругленькая (то есть у оврага Круглого). Шабельский окрестил его Милость Князя (видно, в честь того же князя Куракина) [8. — С. 251].

В Порт-Катоне Шабельский владел тысячью десятинами земли, втрое больше было закреплено за селами Новомаргаритово и Семибалки; супруга же его, Надежда Саввична Романова, от которой у Катона Павловича родилось четверо детей — Помпей, Николай, Павел и Варвара, — получила в приданое свыше пяти тысяч десятин в селе Николаевка, близ Ейского лимана. Было что завещать детям!

Порт-Катон вместе с деревней Новомаргаритово и местечком Шабельск с пахотными, выгонными и сенокосными землями перешел к Помпею Шабельскому, известному как статский советник, коллежский асессор, кавалер, предводитель дворянства Ростовского уезда. Он и дал современное название селу в память об отце. В 1852 году Помпей Катонович и основал в селе отпускную хлебную торговлю, из-за чего оно несравненно оживилось. В Порт-Катоне со временем появились шесть торговых лавок и четыре кабака, открылась лесная биржа, благоустроился порт; далеко в море вытянулся мост для погрузки зерна в дубовые баркасы; на берегу выстроили пять кирпичных амбаров [9].

Хлебные склады расположили в восемнадцати верстах от моря, в селе Александровка. Странная постановка дела, это ведь принижало торговое значение Порт-Катона: получалось, он работает на Александровку! Хлебной торговлей ведал купец-монополист, так же дело обстояло и с лесной; и местные крестьяне вынуждены были продавать хлеб только по одной, указанной купцом, то есть низкой, цене, а крестьяне отдаленных селений — свозить товар в другие прибрежные селения — с худшими портовыми удобствами, но с лучшими, более свободными условиями для сбыта. Затем, с окончанием Восточной войны пароходное сообщение до Порт-Катона из Таганрога и Азова прекратилось. Рабочие из российских губерний прибывали в эти края через Ейск и, следовательно, многие из них оставляли без внимания Порт-Катон и окрестности, в то время как село могло бы закрепить свои позиции азовский столицы хлеботорговли. Наконец, ни купец, ни помещик не озаботились устройством ни почты, ни телеграфа. Будто и не думали о будущем Порт-Катона!

Хлеботорговлей в селе с 90-х годов XIX века стал заниматься английский подданный Эдуард (Евграф Евграфович) Тернер, владелец земельного участка в Глафировке (верстах в тридцати в сторону Ейского лимана), где у него была главная контора. Надворный советник Николай Помпеевич Шабельский, один из сыновей Помпея Катоновича, сдал Тернеру в аренду земли в Порт-Катоне и Маргаритовке (одна часть Маргаритовки принадлежала Шабельским, другая — Сарандинаки), таким образом, избавив последнего от конкурентов. В Таганроге хлебным «промыслом» заправлял известный миллионер Марко Вальяно, здесь же, на левой стороне залива, королем хлеботорговли стал Евграф Тернер. Пан Шабельский, по-видимому, в его дела не вникал, а крестьяне выражали недовольство: хотели сами быть арендаторами земли, доставшейся англичанину…

К концу XIX века село не имело ни церкви, ни школы, хотя газета «Приазовский вестник» за 1890 год, рассказывая о Порт-Катоне, хорошо отзывалась о Николае Помпеевиче: «На первом плане выделяется небольшой, но тенистый сад, принадлежащий усадьбе помещика, и затем буквально каждый крестьянский дом имеет у себя если не садик, то непременно три или четыре дерева по улице. Своими широкими прямыми улицами и обширною площадью для постройки храма деревня обязана заботливости и попечению своего помещика. Хорошенькие, часто под железной крышей крестьянские домики со всеми хозяйственными опрятными постройками и дворами, обнесенными деревянными заборами, наглядно показывают зажиточность обывателей этой деревни, в которой насчитывается; дворов 199 и населения 1179 мужского, 1080 душ женского пола» [9].

Вопрос о постройке церкви Покрова в селе стоял давно. Даже общественный кабак открыли, чтобы собрать капитал для святого дела. Однако дело почему-то не двигалось, хотя и место для храма определили (возвышенная поляна в центре села), одобренное епископом Екатеринославским и Таганрогским Серапионом, посетившим Порт-Катон весной 1889 года. Но в народе говорят: построил его на свои деньги приезжий сибиряк, некто Бражник, чтобы замолить какие-то грехи… Освятили храм в 1902 году. Кирпичный, восьмигранный, с двухъярусной семидесятиметровой колокольней, видной в хорошую погоду из Таганрога, он выглядел, согласно моде того времени, по-византийски. Неподалеку стояли караулка, дом священника, дом учителя и церковно-приходская школа.

Ни караулки, ни школы до сего дня не сохранилось. Сохранились дом священника и дом учителя. Далеко не сразу я догадался, что от маленького парка они разделены футбольным полем. Стоят бок о бок, пройти их, не заметив, невозможно: первый (до войны – амбулатория), с ребристыми лопатками по фасаду, с веселым завершением наличников — где в виде веера, где — дуги, с профилированным карнизом; и второй, поскромнее: ребристые лопатки только на углу и при входе, скупые рамы наличников соединены с карнизом изящными дужками. И здания из обычного кирпича можно сделать с отменным вкусом!

А теперь можно и к морю выйти.

Длинная невзрачная улица кончилась у рыбартели «Социалистический путь». Берег, весь из коричневого песка и мелких битых ракушек, пропах просоленной тюлькой. Мутно-желтые волны, стараясь не рушиться на мелководье, лихо накатывали на берег и даже мешали одетым в комбинезоны колхозным рыбакам выводить лодку в море. На запад, к Сазальницкой косе, в голубую туманность, вытягивались обрывистые берега, будто уже чужая, недоступная земля. Чужой, незнакомой казалась и противоположная, «маргаритовская» прибрежная полоса.

Какова же была моя радость, когда, возвращаясь той же улицей, какой и пришел, сквозь завесу акаций проглянул старинный дом на высоком цоколе, немного похожий на те два, что при церкви, крупными ребристыми лопатками, только наличники здесь покрупней, и ниши под ними придавали окнам весомость, значительность, да и сам дом выглядел строже, почтенней, официальней. Это был дом управляющего (теперь — одно из школьных помещений). А далее, за воротами какого-то предприятия, я разглядел длинный и высокий побеленный кирпичный корпус под двускатной шиферной крышей; под самым карнизом темные полуокошки, провода по стенам, наглухо закрытые железные двери. Добрый подвыпивший сторож этого предприятия — как выяснилось, цеха для переработки фруктов, — охотно пропустил меня… Еще один сарай, прорезанный четырьмя горизонтальными линиями, с деревянными дверьми, но без окошек, невзрачный, я нашел рядом, через квартал, у школы: здесь сейчас располагалась ее хозяйственная часть. Что ж, мне было приятно за «хлебного короля»! И обидно за Шабельских — о тенистых садиках и опрятных домах в селе мало что напоминает.

Капитанский берег

До бывшего имения Сарандинаки, богатых соседей Катона Шабельского и его наследников, я попросту решил пройти берегом моря десять верст. Улица, на которой жили тетя Лида и Галина Васильевна, выводила в поля, к недальнему лесу, надолго закрывшему вид на море. Порт-Катон медленно тонул в полях, пока не скрылся с головой; через час грунтовка привела в село Новомаргаритово, основанное еще в 1790-е годы под именем Некрасовка (поскольку находилось на краю Некрасовой пустоши) и принадлежавшее сначала старшине Родиону Решетникову, его жене Пелагее, затем Сарандинаки и после – Шабельским. Долгое время Новомаргаритово называли «почтой»: здесь была земская почтовая станция. Село расположилось живописно, с трех сторон открытое голубовато-серому морю; берега, как в Порт-Катоне, шли полого и даже понемногу зарастали тростником.

На околице, которая граничила с мокрым прибрежным лугом, я спросил у мужика, чинившего сеть: можно ли выйти в Маргаритово берегом моря? (очень уж не хотелось идти на трассу). — «Если штаны снимешь — дойдешь», — с веселым участием откликнулся рыбак; я догадался, что он не шутит: «Как это?» — «Дальше речка, тебе по колено будет, переходи — и поднимайся на тропинку». Точно: за мокрым травянистым полем в безбрежный, хмурый, пустынный морской простор вливалась такая же мутная, как море, и неожиданно теплая речка Мокрая Чубурка с песчаным дном; за нею шел подъем. Вдоль невысокого, метра в полтора высотой обрыва, основание которого, словно дамбу, с напряженными всплесками подмывали волны, потянулась тропинка. За длинной и узкой рощицей акаций тихо, лениво, сонно проглянула маргаритовская улица, она медленно клонилась к долине ручья Сухая Чубурка. Всюду — разноцветные домики с зелеными ставнями: как похожи села Азовского района!

Широкая низина выносила к морю поросли камыша. За мостом через ручей начался подъем в старую часть села. Оставив позади два каменных дома, оба — с рельефными поясками на фасаде (один из них — бывшая школа, построенная в начале века каким-то состоятельным маргаритовцем), я свернул к высокому отвесному обрыву. Влево уходила в туман, на Порт-Катон, длиннющая береговая линия, виднелась антенна села Новомаргаритово; обзор справа загораживал короткий обрывистый выступ. Мутное море, странно плоское, пустынное, захватывало все земное пространство; оно без конца катило шумные мелкие волны, словно кто-то упрямый их гнал из-за горизонта — но получалось бессмысленно, бесполезно, вхолостую.

Море меня здесь манило особенно: я воображал, как неторопливо и торжественно причаливал к берегам своих земельных владений капитан 2-го ранга флагманского корабля «Святой Павел» Феодор Сарандинаки… Конечно, незачем было кораблю севастопольской флотилии, на котором, к слову сказать, плавал и сам адмирал Ушаков, заходить в Маргаритово. И все-таки — если, заслужив за участие в итальянском походе орден св. Владимира IV степени, а с ним и потомственное дворянство, Феодор Павлович Сарандинаки поселился в Приазовье — значит, хотелось быть ему и на старости лет поближе к морю…

Земли в окрестностях Азова и в Таганрогском округе, входившие в то время в состав Екатеринославской губернии, достались Марии Маргаритовне Блазо по наследству от отца, греко-албанского переселенца, осевшего в Таганроге. Первым браком она была за полковником Перичевым, вторым — за капитаном Сарандинаки. Получив эти земли в 1783 году, премьер-майор Маргарит Мануилович Блазо и основал Маргаритовку. Среди старожилов села долгое время держалась легенда: первых крепостных барин приобрел в обмен на своих породистых псов… Здесь же, у села из восьмидесяти дворов, стояла его усадьба: барский дом, хозяйственные постройки, земляная и ветряная мельницы, Благовещенская церковь [10]. По соседству, на Чумбур-Косе, работали два рыбных завода.

После смерти Марии Маргаритовны имения почти в 15 000 десятин (сюда, возможно, входили наделы ее первого мужа) перешли, согласно раздельной записи от 1829 года, к Феодору Павловичу Сарандинаки и двум детям — Павлу и Маргариту. В Таганрогском округе их земли охватывали так называемую Каменоватую пустошь (между речкой Самбек и Бирючьей балкой) и деревню Марьевку, в Ростовском — Некрасову, Черкасову, Очаковскую пустоши и урочище Круглое Крестище, ныне территория от Новомаргаритова до села Круглое. Меньшая доля досталась отцу (две с лишним десятины), который, тем не менее, управлял имениями, по причине малолетства детей. С их согласия он продал часть приазовской земли Павлу Васильевичу Шабельскому (в Черкасской пустоши и в Круглом Крестище), а Маргарит Федорович свою часть таганрогской продал городскому голове Таганрога Ставро Григорьевичу Вальяно [11].

Младший сын, Павел Федорович Сарандинаки, стал коллежским регистратором. В Очаковской пустоши в 1830-е годы он основал деревню Павловку (нынешняя Павло-Очаково), которая после его смерти перешла ко вдове Наталье Васильевне и детям. Сыновья расширили свои земельные владения в Екатеринославской губернии. Ипполит Павлович, штаб-ротмистр в отставке с 1857 года, в 1860-е годы — мировой посредник 4-го участка Ростовского округа, владел усадьбой в селе Благодатное Купянского уезда. В том же уезде, в селе Синиха, было имение мужа его дочери Клавдии Виктора Александровича Тихоцкого, видного участника народовольческого движения. Другой сын, Николай Павлович, имел поместье в Змиевском уезде. Из справочника «Весь Ростов» за 1913 год я узнал, что в городе по адресу пер. Ткачевский, 30 (ныне переулок Университетский) проживала жена Николая Павловича Надежда Всеволодовна. В 1916 году она обращалась письмом к харьковскому губернатору с просьбой взять в опеку имение, записанное на ее двадцатилетнюю дочь Марию (для получения с него доходов). Дело в том, что уже как три года дочь находилась в харьковской психиатрической лечебнице доктора Платонова, а за содержание в лечебнице нужно было платить [12].

Маргарит Федорович, окончив университет, защитил кандидатскую диссертацию; последовательно — титулярный советник, коллежский асессор, он с августа 1843 года был почетным смотрителем Ростовского уездного приходского училища. Ему и принадлежала Маргаритовка. Крестьяне не любили помещика, жаловались, что тот чинит бесконечные ограничения: выделив им крохотные земельные участки, запрещает пахать землю «не в указанном месте», нанимать плуги у соседей, устраивать токи вблизи села… Но больше мировому посреднику жаловался сам барин: на территории имения крестьяне рубят лес, строят себе хаты, косят траву, нарезают камыш на продажу, и вообще, осмеливаются выражать возмущение. Однажды в Маргаритовку даже прибыл начальник Екатеринославской губернии — рассмотреть жалобы, успокоить крестьян… А мировой посредник приезжал увещевать самого Маргарита Федоровича: не поднимайте панику по пустякам, не сейте вокруг беспокойства, не будьте в отношении к крестьянам чересчур требовательным! Павел Федорович Сарандинаки тоже не пользовался их любовью, поскольку однажды письменно заявил: остается только бежать из такого имения, безопасность в котором никем не обеспечена… [13]

Маргарит Федорович скончался в сентябре 1872 года на шестьдесят шестом году жизни, так и не отписав завещания жене Глафире и пятерым сыновьям. Самыми примечательными из сыновей были Григорий, подполковник, предводитель уездного дворянства, и магистр химии Императорского Московского университета Николай, к которому перешла Маргаритовка.

В усадьбе Николай Маргаритович держал конезавод, крупный рогатый скот, овец, фруктовые сады с виноградниками. Сельскохозяйственную технику ремонтировали в своей мастерской. Став в 1875 году членом «Ростовского-на-Дону правления общества подания помощи при кораблекрушениях», основанного городским головой Ростова А. К. Кривошеиным, Николай Маргаритович позаботился о создании спасательных станций не только в Маргаритовке, но и близ имений Шабельских — на Сазальницкой косе и в Глафировке, положил начало дежурству спасательных судов в Азовском море. Впоследствии Сарандинаки охватил своим вниманием и Черноморское побережье. Обществом спасания на водах он был награжден золотой медалью [14].

В маргаритовском имении Сарандинаки устроил и метеорологическую станцию, включив ее в телеграфную сеть; к этой сети впоследствии подключились другие станции. А переехав в 1885 году в Ростов-на-Дону для исполнения должности директора Петровского реального училища, летом следующего года открыл метеостанцию и при училище. Корреспондент Главной Физической обсерватории в Санкт-Петербурге, член-сотрудник Императорского Географического общества, Н. М. Сарандинаки ушел из жизни в январе 1895 года [14].

Несколько минут по-над обрывом — и справа, в поле, показалось кладбище. Там я, к своему удивлению, увидел огромное мраморное надгробие с наивными резными украшениями: солнышко, луна, морская ракушка, и без труда разобрал старинную надпись:

Землею здесь покрыта,

Лицем душею Маргарита

Такая ей цена

От общества дана

Маргарита Михайлова дочь Блазова

Родилась в Крите 1766 Марта мес.

Скончалась в Таганроге 1797 года

Декабря 12 дня

Кто такая Маргарита Блазо? Разгадки пока нет… Местный рыбак мне рассказывал: при очередном оползне мальчишки обнаружили склеп — и побежали к председателю совхоза: вытащите надгробие, а то рухнет в море! Совхозный трактор приволок эту громадину на сельское кладбище, а заодно и какой-то древний крест.

Еще рассказывали: краевед-любитель из Порт-Катона Иван Пантелеевич Холодный утверждал, что в 1968 году видел, как экскаватор поднял бронзовый бюст и надгробие, на котором была надпись: «Сарандинаки Мария Михайловна, 1850-1868» (Холодный тогда работал бухгалтером в садоводческом отделении в Маргаритове). Возможно, об этой девушке и ходила легенда — или быль: влюбилась она в конюха, а родители вознамерились увлечению дочери положить конец, отправив ее в Петербург. Для начала заперли в комнате. Несчастная девушка повесилась…

…Кажется, нигде так не пострадали дворянские гнезда, как на юге России. Но в Маргаритове — барский дом сохранился! Его спасло то, что в нем разместили сначала Дом инвалидов, затем контору центральной усадьбы совхоза «Маргаритовский». И стоит дом в полукилометре от моря, в пяти минутах от кладбища, окруженный каштанами, соснами и декоративной шелковицей, с аллеей туй к порталу парадного входа.

На фоне этих изысканных деревьев передо мной и возник этот белый замок. Сложную конструкцию двухэтажного здания венчала тяжелая четырехугольная башня с длинными арочными окнами и ребристым карнизом. Закругленные сверху окна, ниши, открытые балконы, зубчатая кайма под карнизами… Внутри — тяжелая чугунная лестница на второй этаж, из окна которого море казалось так близко… По свидетельству учителя истории сельской средней школы, эту лестницу ковали в Санкт-Петербурге, доставили в Таганрог, и оттуда зимой по льду залива везли сюда на волах.

По грубоватой тяжеловесной помпезности замка угадывалось: конец XIX века, построен, видно, при Николае Маргаритовиче.

Когда я вышел на трассу ловить попутку — с полей уже по-вечернему веяло острыми ароматами трав; море мягко голубело за дальней полосой тонких, чахлых, взросших словно на болоте акаций. А дом снова скрылся за деревьями сквера. И представлялось мне: сидят хозяева на балконе — пьют чай, любуются морем и дышат глубоким полевым воздухом…

См. также: Порт-Катон. Часть 2