ДОНСКОЙ ВРЕМЕННИК. Год 2013-й

Генеалогия и семейная история

Е. П. ВЫСОЦКАЯ

ДЕЛО АЙКАНОВА, ИЛИ СЕМЕЙНАЯ ЧЕСТЬ

К 315-летию города Таганрога

Часть 1

Два года назад я получила по электронной почте письмо от француза с русскими корнями Владимира Вострикова. Найти меня Владимиру Михайловичу помог наш общий родственник капитан Питер Сарандинаки, потомок владельцев села Маргаритово, что на берегу Таганрогского залива. Питер живёт в Соединённых Штатах и тоже интересуется семейным родословием. Ко мне Востриков обратился с просьбой узнать о его прадеде Порфирии Михайловиче Айканове. Имя прадеда всегда было окружено в семье тайной.

Заданные координаты не отличались точностью: до революции Айкановы жили в Таганроге, и дед Владимира Михаил Порфирьевич служил помощником прокурора. Не обольщаясь надеждой, я набрала в Интернете нужную фамилию и, к своему удивлению, сразу же получила ответ. Порфирий Айканов в качестве обвиняемого проходил в 1885 году по делу о Таганрогской таможне. Выступление адвоката С. Андреевского вошло в сборник речей знаменитого юриста под названием «Защита Айканова».

О деле Таганрогской таможни писали много, но однобоко. Главным персонажем тогда и сейчас называют греческого купца-миллионера Марка Вальяно, а героем, с блеском выигравшим процесс, – его адвоката А. Пассовера. Есть интересный рассказ фельетониста С. Званцева о том, как Пассовер остроумно оправдал своего подзащитного. А недавно на международной научной конференции прозвучал доклад, в котором нашумевший процесс предстал спланированной властью антигреческой кампанией.

Дело о злоупотреблениях в таможне слушалось не в Таганроге, а в Харькове. Хранящиеся в российских и украинских архивах сведения очень скудны. Зато в Российской государственной библиотеке есть номера губернской газеты «Харьковские ведомости» за 1885 год, в которых со стенографической точностью описано всё происходившее в зале суда.

Помимо Вальяно на скамье подсудимых сидели 37 купцов и таможенников разных национальностей. Их защищали лучшие российские адвокаты. Речь А. Пассовера полностью напечатана никогда не была. Свои выступления адвокат не записывал и не издавал. Судить о его выступлении можно только по откликам коллег и журналистов. Известно, что оправдать Вальяно ему не удалось.

На мой взгляд, настоящими героями этой истории стали Порфирий Айканов, единственный чистосердечно раскаявшийся в преступлении, и адвокат С. Андреевский, вызвавший проникновенной речью сочувствие к подзащитному.

Погрузившись в детали Таганрогского дела, я невольно увлеклась историей русской адвокатуры. Мне показалось уместным сейчас, когда порой торжествует «басманное» правосудие, вспомнить о судебной реформе Александра II и о гуманистических традициях русских адвокатов.

Об Айкановых удалось узнать много интересного. Они были известными в Петербурге благотворителями. Родной брат Порфирия Артемий Михаилович служил личным врачом императорской фамилии, и одновременно возглавлял благотворительную больницу для бедных. В Российском государственном историческом архиве сохранился герб Айкановых. Основателю рода крещёному киргизу Ивану Айканову посвящён роман писателя А. Чмыхало «Дикая кровь». После революции семья эмигрировала во Францию. В Ванве, пригороде Парижа, соседкой Айкановых была Марина Ивановна Цветаева.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

СЕМЬЯ

Предание гласит, что род свой Айкановы повели от сына боярского Ивана Архипова по прозвищу Айкан [1, 2]. В XVII веке «киргизские люди», как их именовали в приказных документах, селились между Обью и верховьями Енисея. С юга прикрытые Саянским камнем, с северо-запада – лесами предгорий Кузнецкого Алатау, они умело скрывались от врагов «по горам и щелям, окапываясь и осекаясь лесом». Оседлому образу жизни предпочитали кочевье; жилищем служили землянки. Гоняли по горной степи табуны, занимались зверовьем (охотой) и поддерживали боевое уменье в стычках с монгольскими алтын-ханами. Ясак (дань) собирали с кочевых татар, сами же платить русским не желали.

Ещё ребёнком маленький Айкан, брат киргизского «князьца» Иренека (Еренека), был вывезен воеводою Архипом Акинфеевым из-под Красного Яра в Москву, крещён и обучен русской грамоте. Служил поначалу у боярина «на дворе», затем в толмачах. По смерти названного отца за усердие и крещение был «перевёрстан» в боярские дети. Дух киргизский, однако, в нём силён был, и порвать с родом и племенем было ему не под силу. Однажды во время похода русские ратники захватили киргизское кочевье. Одного из пленённых взял Ивашко «на поруки и, развязав, стал с ним обниматься и плакать».

Женился Айкан на иноземке. Под Красноярском «завёл Ивашко юрты кочевые, и ясыри (рабы. – Е. В.) его кочуют с лошадьми и со скотом с татары вместе». Сметливый и хорошо знающий русский нрав киргиз не только отличался в военном деле, но и умел торговать с умом. Приезжавшие на Красный Яр купцы ему «друзья и хлебояжцы, пьют у него и едят, ясырь и скот покупают, и деньги де он, Иван, им взаймы даёт, и товары де у него, Ивана, те люди беспошлинно кладут». Память о «новокрещене» Айкане до сих пор сохранилась в названиях под Красноярском: Айканова речка, Айканова деревня, Айканова шивера (каменистый порожистый перекат на реке).

Дети Ивашки окончательно обрусели. «Сын боярский Фёдор Айканов в столкновениях с воеводой Григорием Шишковым уже выступает представителем всего города и встречает горячую поддержку со стороны красноярцев». Внуки подались из родных краёв на запад и в умении служить предка превзошли.

***

Авксентий Семёнович Айканов начал военную службу в должности штатного писаря в 1768 году, через два года определён был ротным квартирмейстером, затем пожалован в вахмистры, в 1783 году произведён в прапорщики. В походах бывал не единожды – Крым, Перекоп, Кафа, снова Крым, Валахия, Кубань. Выйдя в отставку, исправлял должность уездного казначея в городе Сапожок Рязанской губернии. В 1792 году по заслугам своим был внесён во II часть Дворянской родословной книги Рязанской губернии [3. C. 47].

Иван Авксентьевич Айканов в службу записан был в 1814 году в Калужский пехотный полк (пехотный принца Вильгельма Прусского полк) [4. Л. 19 об. – 20]. После увольнения по высочайшему приказу «за болезнью, майором, с мундиром» получил должность городничего в Видзском уезде Виленской губернии. В 1840 году возвысился до Поневежского окружного начальника. Жена его Жозефина Ивановна происходила из польского рода Вавржецких. Сын Игнатий обучался в военном училище в Петербурге, дочь Анна, в первом браке Мориц, во втором Зандер (муж – сын надворного советника иностранной службы) владела 2 000 десятинами земли и 303 душами в Новоалександровском уезде Ковенской губернии [5. С. 17].

Михаил Авксентьевич Айканов окончил юридический факультет Московского университета и в 1819 году поступил коллежским регистратором в департамент Министерства юстиции [4. Л. 12]. Исполнительный чиновник быстро преуспел и дослужился до статского советника. За ревностное усердие получил Анну. Из II части Дворянской родословной книги Рязанской губернии вместе с женой и детьми был переписан в III часть и «в признак Императорской милости и возведения в Дворянское достоинство жалован гербом» [6. Л. 4].

«В червлёном, разделённом горностаевым крестом, поле в углах креста четыре золотые чалмы с таковыми же перьями и опушками. Щит увенчан дворянскими шлемом и короною. Нашлемник: золотая чалма с таковым же пером и опушкою. Намет червлёный с золотом» [6. Л. 4]. Восточные головные уборы напоминали о крови тюрков-степняков. (Редкий случай в российской геральдике: кроме Айкановых, чалмы есть на гербе Толстых.)

В отставку вышел в должности товарища (заместителя) председателя временного присутствия Герольдии Министерства юстиции. Высочайшим приказом ему даровано было право носить в отставке мундир. Пенсия полагалась в 560 рублей серебром [4. Л. 13].

От отца в наследство Михаилу Айканову по раздельному акту с братом Иваном перешла деревня Айкановка, что в Сапожковском уезде Рязанской губернии. В ней по 9-й ревизии проживало 93 мужского пола душ при 600 десятинах земли [4. Л. 12].

Жена, Варвара Евстифеевна, урождённая Чернявская, родила Михаилу Авксентьевичу дочь и пятерых сыновей.

Анна (1839 г. р.) вышла замуж за Михаила Семёновича Максимовского, дослужившегося до генерала от инфантерии [3. С. 47]. Порфирий (1844 г. р.) и Алексей (1850 г. р.) пошли на военную службу. Сергей (1852 г. р.) выбрал науку юридическую. Артемий (1848 г. р.) захотел стать врачом.

***

Сергей Михайлович Айканов в 1873 году окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета со степенью кандидата [7. Л. 21]. Дослужился до чина статского секретаря. Детей у него не было, и средства Сергей Айканов тратил на заботу о детях чужих. Как член Общества вспомоществования студентам Императорского университета многое сделал для поддержки молодых людей из необеспеченных семей. После себя Айканов оставил добрую память: состояние завещал родному университету [8].

Благородные идеи мужа разделяла и супруга, Бланда Александровна Айканова [9]. Всю энергию и душу отдавала она нуждающимся детям и молодым женщинам. Многие годы заведовала приютом для девочек Литейно-Рождественского отделения Общества попечительства о бедных и больных детях. Символом общества являлся синий крест.

Эта крупнейшая благотворительная организация Петербурга была основана по инициативе А. С. Балицкой в 1882 году. В числе задач, сформулированных в уставе, значились помощь бедным и больным детям, защита детей от злоупотреблений со стороны взрослых, забота о детях, впавших в преступления. Общество содержало лечебницы для хронически больных детей, ясли, приюты для детей-калек, убежища для детей рабочего класса, поддерживало программу распределения детей, живущих в неблагоприятных городских условиях, в крестьянские семьи.

За первое десятилетие существования «Синий крест» израсходовал на благотворительность 307 000 рублей. В январе 1892 года Общество владело капиталом в 100 000 рублей и тремя собственными домами, в его состав входило 14 благотворительных учреждений. К 1900 году оно имело пять районных отделений, к 1910 году число отделений удвоилось.

Патронессой общества была великая княгиня Елизавета Маврикиевна (жена великого князя Константина Константиновича, известного более под поэтическим псевдонимом К. Р.). Касса Общества пополнялась частными пожертвованиями, в том числе и от членов императорской фамилии, и средствами, вырученными на благотворительных базарах.

Хозяйство Литейно-Рождественского отделения, в котором работала Бланда Александровна Айканова, состояло из дома дешёвых комнат на 50 женщин и 130 детей, бесплатной столовой, убежища для мальчиков и приюта для девочек.

С приходом большевиков Общество прекратило своё существование.

Помимо работы в «Синем кресте», Айканова заведовала общежитием Общества попечительства о молодых девицах. Общество, основанное в 1897 году в Петербурге А. В. Арцинович, «охраняло незамужних нуждающихся молодых женщин от вредных условий жизни и действий, вредных в нравственном отношении». Сюда обращались за помощью обиженные женщины, здесь заботились о здоровье девочек-подростков. В общежитиях, принадлежащих обществу, девушки за 3–5 рублей в месяц получали кровать, за небольшую дополнительную плату – обеды. Сотрудники общежитий проводили с подопечными занятия по основным курсам гимназических наук, обучали их шитью и кулинарии. По воскресным дням для девушек устраивали танцы и поездки на экскурсии. В 1910 году в Петербурге на попечении общества находилось 2 315 девиц. Общество просуществовало до 1918 года. *** Артемий Михайлович Айканов прошёл курс наук в Медико-хирургической академии. В 1871 году молодого лекаря приняли сверхштатным младшим медицинским чиновником в Медицинский департамент. Одновременно он поступил интерном в Мариинскую больницу. Через восемь лет стал штатным ординатором.

Мариинская, старейшая петербургская больница, в 1880-х годах благодаря стараниям главного врача В. И. Алышевского (ученика Боткина) сделалась настоящей школой для молодых врачей и кандидатов, именовавшихся интернами. В 1891 году к больнице пристроили корпус для женщин. Названная в честь умершей от чахотки младшей дочери Николая I Александринской (Александровской), женская больница имела отделение для туберкулёзных больных и родильное отделение. С её открытием Айканов исполнял в ней обязанности младшего врача [9].

Работа в лечебных заведениях давала неоценимый практический опыт и превращала вчерашних студентов в настоящих профессионалов. В 1889 году Артемий Михайлович защитил докторскую диссертацию [10].

Врача-практика заметили и пригласили во дворец. Его заботам венценосная семья доверила великого князя Георгия Александровича, младшего брата будущего императора Николая II. Новую должность Артемий Михайлович совмещал с работой в благотворительных больницах для бедных.

Лето обычно Айканов проводил вместе с подопечным в Абастумани (Аббас-Тумане), небольшом селении, притаившимся в ущелье среди лесистых склонов Месхетских гор в Грузии.

***

Выбор царской летней резиденции был неслучаен. Георгий Александрович страдал туберкулёзом. Абастумани славился целебным воздухом и горячими минеральными источниками.

Впервые императрица-мать Мария Фёдоровна с сыном в сопровождении небольшой свиты придворных и домочадцев приехали на лечение в 1891 году и остановились в одном из местных домов. Конвой и прислуга разместились в палатках.

За два года скромный бальнеологический курорт преобразился. В верхнем течении Абастуманки (Оцхе) под апартаменты наследника отвели изыскано отделанный в стиле модерн двухэтажный деревянный дворец. Ещё два дворца, каменный и деревянный, предназначались для членов императорской семьи. Из окон роскошного ванного здания открывался вид на замок царицы Тамары. По просьбе Георгия Александровича и на его личные средства в селении был построен храм в честь Александра Невского. В его облике архитектор Отто Симансон повторил черты древнего грузинского монастыря Зарзма, который очаровал цесаревича. (В 1894 году после смерти Александра III и восшествия на престол Николая II Георгий был объявлен наследником). Расписывать церковь пригласили художника Михаила Нестерова. Неподалёку в летнее время жили дети бывшего наместником на Кавказе в 1862–1881 годах Михаила Николаевича Романова великие князья Александр, Георгий, Николай. Женой Александра Михайловича стала родная сестра цесаревича Георгия Ксения. По её имени один из дворцов именовался Ксениевским.

Круглый год было оживлённо в средней части Абастумани. К услугам отдыхающих предоставлялись гостиница, рестораны, павильоны, аптека, почта, телеграф. В нижней части местечка располагались съестные лавки, пекарня, духаны и, конечно, базар.

Тяжёлая форма болезни лёгких заставила блестящего морского офицера, энергичного и весёлого, жить по строгим правилам докторов. Георгий Александрович проводил день за медицинскими процедурами и учебными занятиями. Курс истории ему преподавал Василий Ключевский, а лекции по минному делу читал адмирал Роберт Вирен. Приятным исключением стали конные прогулки по живописной дороге, идущей к Зекарскому перевалу. Потом добавилось новое увлечение – велосипед.

Обычно его спутниками были друзья детства великие князья Георгий (Гиго) или Александр (Сандро) Михайловичи.

Абастумани слыл модным местом и у петербургской аристократии.

Сохранилось письмо А. М. Айканова графу Сергею Дмитриевичу Шереметьеву от 31 октября 1897 года: «Высылаю Вам ряд фотографий, сделанных во время Вашего пребывания в А. Т. (Абастумани. – Е. В.) <…> Я счастлив, несмотря на дурную погоду, здоровье наследника цесаревича не хуже, и я любуюсь, в каком хорошем настроении он теперь находится постоянно. Понятно благодаря пребыванию здесь своей матери» [11. Л. 1].

27 июня 1899 года размеренная курортная жизнь царского двора в Абастумани была прервана раздавшимся рядом с казацким караулом криком крестьянского мальчика: «Наследник убился!».

Утром этого дня Георгий Александрович отправился на велосипедную прогулку. В этот раз он поехал один. Встретившая его на дороге молоканка Анна Дасаева заметила, что «цесаревич едет медленным ходом и, наклоняясь вперед, отплёвывает кровь» [12. Л. 3]. Когда Георгий Александрович с ней поравнялся, кровь изо рта пошла обильнее. Дасаева соскочила с повозки, подхватила наследника и помогла ему сесть на землю. Мальчик-слуга побежал за помощью во дворец. Подоспевшие через полчаса лейб-медик Айканов и управляющий делами его высочества лейтенант Бойсман констатировали смерть. Тело усопшего в экипаже перевезли во дворец. Чтобы подготовить императора к тяжёлому удару, Айканов дал в Петербург телеграмму: «У Наследника началось отчаянное кровоизлияние». Вслед за этой телеграммой он отправил другую, господину министру двора: «Наследник Цесаревич в Бозе опочил, боюсь за Государыню». Одновременно о случившемся доложили великому князю Николаю Михайловичу в Боржом.

«Вероятно от криков прибежавшего мальчика “Наследник убился!” у доктора Айканова первоначально сложилось предположение, что Его Высочество, огибая скалу, вследствие порчи велосипеда, ударился об него, причём рассёк себе лоб над бровью. В силу чего, как последствие этого удара произошло кровоизлияние» [12. Л. 9]. Вскрытие и бальзамирование тела цесаревича, произведённое врачами местного военного госпиталя в присутствие лейб-медика Айканова, эту причину опровергло. Прибывший к полудню великий князь Николай Михайлович «весьма серьёзно отнёсся как к доктору Айканову, так особенно к лейтенанту Бойсману». Но расследование по горячим следам общественное мнение успокоило: приближённые Георгия Александровича не имели возможности предотвратить его гибель. В раппорте министру внутренних дел начальник Тифлисского губернского жандармского управления сообщил, что «из собранных вполне достоверных сведений видно, что Его Высочеству весьма понравился, подаренный Государем Императором велосипед с бензинным двигателем, по рассказам развивающий скорость до 35 вёрст в час. Наследник Цесаревич совершал на нём экскурсии по шоссе к Ахалцыху (Ахалцихе) до почтовой станции Бенар (станция Бенара) и весьма часто по шоссе к Зекарскому перевалу, сопровождаемый доктором Айкановым и лейтенантом Бойсманом в экипаже. Затем последовали весьма частые выезды по тому же шоссе, но лишь до дворца Великого Князя Александра Михайловича, в которых Его Высочеству никто не сопутствовал. Так и 28 июня, хотя лейтенант Бойсман и узнал о выезде Его Высочества, но, как говорят, не поехал вслед, полагая выезд не продолжительным, лишь в круг дворцовой усадьбы. Доктор же Айканов совершенно не знал о выезде Наследника Цесаревича. Этим и объясняется то беспомощное положение, в котором оказался в последние минуты жизни Его Императорское Высочество» [12. Л. 9–10].

Смерть Георгия Александровича тяжело потрясла всю многочисленную романовскую семью.

На месте кончины великого князя в Абастумани воздвигли деревянную часовню. ***

Трагическое событие 1899 года не изменило отношение к Артемию Михайловичу во дворце. В ежегодном справочнике «Весь Петербург» за 1902 год перечислены места службы и должности, которые Айканов занимал: «Лейб-медик высокого двора, директор Мариинской больницы и Александринской женской больницы, Собственная канцелярия его императорского величества по учреждениям императрицы Марии, Санкт-Петербургское медико-хирургическое общество, член попечительства о бедных при Марииинской и Александринской больницах, практикующий врач» [9].

По долгу службы Айканов встречался с императрицей-матерью Марией Федоровной, шефствующей над благотворительными заведениями.

Ведомством учреждений императрицы Марии или IV отделением собственной Его Императорского Величества канцелярии назывался государственный орган по управлению благотворительностью. Основано ведомство было в 1796 году императрицей Марией Фёдоровной (женой Павла I).

Эмблемой ведомства стал пеликан, кормящий своим сердцем птенцов.

Под традиции ведомство находилось под патронажем императриц – Александры Фёдоровны, Марии Александровны, Марии Фёдоровны (жены Александра III). Самым известным его управляющим был принц Пётр Георгиевич Ольденбургский. В день 25-летия вступления принца в управление ведомством 5 мая 1889 года на Литейном, 56 перед зданием Мариинской больницы был открыт памятник П. Г. Ольденбургскому работы И. Шредера.

Канцелярия императрицы Марии занималась вопросами призрения детей; содержанием заведений для слепых и глухонемых; женским образованием; воспитанием и профессиональном обучением мальчиков из бедных семей; брала на себе заботу о старых и немощных; оказывала бесплатную медицинскую помощь. По данным за 1881 год в 40 больницах при 42 кроватях лечились стационарно до 25 000 больных и амбулаторно более 400 000 в год, в школах обучались ежегодно 20 500 детей.

IV управление занималось и так называемым «питомническим промыслом». Сирот из воспитательных домов пристраивали на житьё в крестьянские семьи. В Ямбургском, Царскосельском и Петергофском уездах 20–30% от общего числа детей составляли питомцы воспитательных домов. Особенно хорошо брали детей на воспитание ингерманландские финны. Дети, как правило, в приёмных семьях приживались, брали фамилию и вероисповедание новых родителей.

С канцелярией императрицы Марии тесно сотрудничали благотворительные организации при больницах. 12 апреля 1880 года состоялось утверждение устава Попечительства для бедных при Мариинской и Александринской больницах СанктПетербурга. Попечительство создавалось для детей, родители которых умерли или находились на лечении, а также для оказания нравственной и материальной помощи неимущим пациентам и их семействам.

Годовой бюджет благотворительного ведомства в конце XIX века составлял значительную сумму – 13,5 миллионов рублей (источник основного финансирования – казна, пожертвования, доходы от индустрии развлечений).

В своей благотворительной деятельности императрица Мария Фёдоровна опиралась на помощь профессионалов, в том числе А. М. Айканова. Находясь с ним в постоянном контакте, прислушивалась к его советам и высоко ценила мнение лейб-медика.

В 1918 году ведомство императрицы Марии было упразднено, имущество национализировано.

***

Алексей Айканов после окончания гимназии поступил в морское училище. В 1869 году он был зачислен в лейбгвардии Павловский полк, через год получил офицерский чин [13. C. 4]. 12 апреля 1877 года Россия вступила в войну с Турцией. Спустя четыре месяца после начала боевых действий император объявил о мобилизации гвардейцев и гренадеров. В сентябре 1877 года русская армия на Балканах пополнилась свежими силами. 11 000 вновь прибывших были брошены в самую горячую точку. После третьего неудачного штурма Плевны командование решило взять город в блокаду. 2-й гвардейской пехотной дивизии, в состав которой входил Павловский полк, предстояло овладеть в 20 верстах от Плевны отлично укреплённым селением Горный Дубняк, в котором под командованием Ахмет-Хивзи-паши оборону держали четыре с половиной тысячи турецких бойцов. Подступы к горной крепости прикрывали хорошо укреплённые редуты. После мощной артподготовки в штыковую атаку двинулись лучшие войска империи – лейб-гвардия. Головные роты шли развернутым фронтом; офицеры на своих местах отбивали такт: «В ногу! Левой!».

По свидетельству очевидца картина боя выглядела страшно. Прицельный огонь из скорострельных орудий противника буквально скашивал солдат, шедших на штурм горной крепости чётким строем. Груды раненых и мёртвых тел громоздились по склону.

12 октября 1877 года бригадный адъютант Алексей Айканов в бою за Горный Дубняк получил смертельное ранение в голову. «Это был ещё очень молодой человек, прямодушный характер которого и доброе сердце привлекали к нему симпатию всех его знавших» [13. C. 4].

В известной речи на процессе по делу Таганрогской таможни адвокат Андреевский особо обратил внимание присяжных заседателей на то, что братья подсудимого Порфирия Айканова достойные люди с безукоризненной репутацией.

***

Порфирий Айканов [14] долго не мог найти своего места в жизни. Причина, вероятно, в непоседливом характере. Сначала по желанию родителей юношу определили в Николаевское училище гвардейских юнкеров. После училища он поступил прапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк. Больше полугода в полку не продержался: военная дисциплина оказалась не для него. Примерил чиновничий мундир: получил место помощника столоначальника в департаменте Министерства имуществ. Через полгода подал прошение об увольнении. Предпринял вторую попытку стать военным и был зачислен поручиком в 70-й Ряжский полк. Через два года высочайшим приказом уволен и оттуда. Новым местом службы выбрал Департамент таможенных сборов. В 1871-м Порфирия Айканова командировали в Таганрогскую таможню «для ознакомления с таможенными обрядностями и делопроизводством». С тех пор он остепенился. Семья вздохнула с облегчением.

Решение сына жениться на Анне Ильиничне Гущиной родители одобрили. Невеста хоть была небогата (за ней давали в приданое 66 десятин в Таганрогском уезде [3. С. 47]), но мила, скромна и добродетельна. В 1877 году в греческой Цареконстантиновской церкви Таганрога первенца Порфирия и Анны нарекли Михаилом [14. Л. 4]. Восприемником при крещении был добрый друг и сослуживец по таможне Николай Гаврилович Кузовлёв.

Жили молодые скромно, но лишений не испытывали. Айканов получал «две тысячи слишком из таможни да из дома до полутора тысяч» [15. № 42]. Наследство, доставшееся после смерти отца, употребил на покупку дома.

Через какое-то время Порфирия Михайловича будто подменили. Пустился в разгул; кутил и сорил деньгами. О жене и маленьком сыне вспоминал редко.

Чехов, наслышанный о событиях в родном городе от старшего брата Александра Павловича, служащего таганрогской таможни с 1882 года, с иронией описал пакгаузного смотрителя Порфирия Айканова в рассказе «В вагоне».

Вести порочный образ жизни Порфирий Михайлович прекратил с приездом в Таганрог ревизоров из Петербурга. Затем последовали дознание и судебное разбирательство, вошедшее в историю юриспруденции как «процесс по делу Таганрогской таможни». Дом был заложен за долги. «С началом следствия от Айканова требовали ради освобождения от ареста стотысячный залог; но так как таких денег не было, то он находился сперва под домашним арестом, затем был посажен в тюрьму, впоследствии ему дали свободу под условием поручительства в двадцать пять тысяч» [15. № 42].

Айканов чистосердечно признал свою вину. Нанятый семьёй адвокат Андреевский произнёс блестящую речь. Харьковская судебная палата словам защитника вняла и смягчила меру наказания. Порфирию Михайловичу предстояла ссылка в Сибирь.

***

Заботу об Анне Ильиничне и её маленьком сыне взял на себя деверь Сергей Михайлович Айканов. Михаил Порфирьевич окончил петербургскую гимназию и поступил в университет. Выбор факультета сомнений у юноши не вызывал: став дипломированным специалистом, он будет бороться с нарушителями закона.

В Петербурге после смерти Сергея Михайловича помогала бабушка, и ежемесячно по 10 рублей присылал из дальних краёв отец.

Окончив юридический факультет, М. П. Айканов начал служить в Петербургской судебной палате. Способный и целеустрёмленный молодой человек быстро продвигался по службе. В 1905 году титулярный советник Айканов получил заветное место – товарища прокурора Таганрогского окружного суда. Честной и добросовестной работой в родном городе ему предстояло смыть позор со своей фамилии.

Судьбу Михаил Порфирьевич связал с Антониной Георгиевной Сарандинаки [3. С. 48]. Обаятельная, с прекрасными манерами, из хорошей семьи, она стала преданной супругой. Дети Митрофан, Наталья, Анна, Михаил и Антонина росли в атмосфере любви и взаимоуважения. Жизнь улыбнулась и Анне Ильиничне Айкановой. Любящий сын, чудесная невестка, замечательный внуки: о чем ещё можно мечтать?

Идиллия рухнула в 1917 году. Всё, во что верил и чему служил М. П. Айканов, ушло в небытие. Вместе с остатками Вооружённых сил Юга России из порта Новороссийск уходила надежда на прежнюю жизнь. На пароходе «Анатолий Молчанов» в 1920 году семья Айкановых покинула родные берега.

Жизнь на чужбине сложилась непросто. Михаил Порфирьевич, как большинство русских, не мог рассчитывать на работу по специальности. Чтобы обеспечить семью, ему пришлось устроиться ночным сторожем.

***

Приютом русской эмиграции служил примостившийся под боком у Парижа небольшой городок Ванв. В конце 30-х годов соседкой Айкановых оказалась Цветаева.

Приехав в октябре 1926 года, Марина Ивановна прожила во Франции четырнадцать лет и сменила пять адресов. Квартира в старинном каменном доме с каштаном под окном на Rue J. B. Potin в Ванве была для неё последней и самой любимой.

О своих соседях в письме от 21 ноября 1934 года к чешской подруге Анне Антоновне Тесковой Цветаева писала:

«…Внизу, как раз под моей комнатой, русская семья: старушка 81 года, помнящая Аделину Патти (знаменитая итальянская певица. – Е. В.). Красивая, серебряноседая, изящная. И вот нынче слышу: навзрыд плачет. У неё две внучки двадцати лет, когда бабушка роняет вещь – ни одна не двигается, а говорит – прерывают или смеются. Старушка весь день бегает вверх и вниз по лестнице, п. ч. (потому что. – Е. В.) кухня внизу, а едят наверху. Готовит на семь человек, одна моет посуду. А внучки лежат на кроватях и – мечтают. Или негодуют на нищенскую жизнь. Бабушка тихо угасает, скромно. Понесла кому-то пирог – нечем дышать. “А воздух свежий. Значит – сердце!”. Я вдвое моложе её (как вдвое старше Али, вчетверо – Мура). Вчера я принесла ей свой граммофон с лучшими пластинками, – как она блаженствовала! Но внук у неё – чудный, красавец, как она, – двадцать пять лет. Между нами 15 лет – начало дружбы, из которой конечно ничего не выйдет, – он боится моей “славы ”, а я его молодости. Так и пройдём мимо. Но приятно – когда в глазах – восторг. Бываю я у них редко, раз в две недели, но всегда отдыхаю душевно – от бабушки и от внука. Почему людям нельзя сказать что их любишь?» [16. C. 116–117].

Старушкой в письме Цветаева называет Анну Ильиничну Айканову (Гущину), красавец-внук – сын Михаила Порфирьевича Митрофан, внучки – Наталья и Анна Айкановы.

Весной 1935 года Марина Ивановна взялась за поэму «Певица», героями которой должны были стать реальные люди, соседи по дому в Ванве, и она сама, в образе певицы. Но не закончила. Отрывок был опубликован отдельным стихотворением под названием «Дом» и превратился в оду дому с каштаном, в котором Цветаева чувствовала себя спокойной и защищённой:

Не рассевшийся сиднем,
И не пахнущий сдобным,
За который не стыдно
Перед злым и бездомным:
Не стыдятся же башен
Птицы – ночь переспав.
Дом, который не страшен
В час народных расправ…

Стены старого дома в Ванве от грядущей катастрофы семью Цветаевых-Эфрон не уберегли. В начале 1937 года в Москву уехала дочка Аля. Из сетей НКВД она так и не вырвалась. После разразившегося шпионско-дипломатического скандала вынужденно вернулся на родину муж Сергей Эфрон. Цветаева осталась на чужбине с сыном Муром: многие французские друзья, поверившие, что Эфрон сотрудничал с советской разведкой, от неё отвернулись. Отъезд в Россию стал неизбежным. 12 июня 1939 года Марина Ивановна с сыном отбыла из порта Гавр в СССР. Закончился самый лучший период её французской жизни, плодотворное время зрелого осмысления прожитого.

Перед отъездом Цветаева раздавала многие свои вещи. Стол, без работы за которым она не мыслила и дня, стол, который она считала своим рабочим станком, Марина Ивановна доверила соседу по дому Михаилу Порфирьевичу Айканову.

В ответ Айканов написал Цветаевой шутливые строки [17. C. 552]:

Знаменитый писательский стол…
Вдохновений слуга и приятель!
Нескончаемой славы престол, –
Ты – сарая теперь обитатель.
Был ты пет и воспет,
Как высокий предмет,
Даже больше, – как лучший товарищ!
После этих побед, –
Тебе места вдруг нет!
Вдруг ты свален как хлам от пожарищ…
Но прости мне всю немощь мою
И пойми: сам я свален судьбою!
И хоть песен других о тебе не спою –
Всё же будем друзьями с тобою.
М. И. – от М. А.
Июнь 1938 г., Ванв

Продолжение см.: Высоцкая Е. П. Дело Айканова, или Семейная честь. Часть 2