Ошибка КГБ
В начале 70-х Александр Солженицын окончательно превратился во врага режима. Советские власти старались изолировать его от общества, вытеснив из информационного пространства. Его романы не публиковались, статьи не печатались, КГБ охотился за его рукописями... Чтобы не сгинуть в омуте молчания, Солженицыну приходилось все свои работы передавать на Запад. Помогали ему несколько человек. В их числе был шведский журналист Стиг Фредриксон. Тогда он только начинал профессиональную карьеру, а сейчас это известный в Швеции обозреватель SVT – "первого" канала шведского телевидения. Солженицын всегда тепло отзывался о Стиге, вспоминая то время. Они остались друзьями. Александр Исаевич давал шведскому журналисту очень искренние интервью, встречался с ним всякий раз, когда тот приезжал в Москву. О том, как жизнь связала обыкновенного журналиста с великим Солженицыным, Стиг Фредриксон рассказал в интервью "МК".
– Стиг, почему вы стали помогать Солженицыну? Вас уполномочили на это государственные структуры Швеции? За вами стояли спецслужбы, посольство, правительство или, может, какие-то международные организации?
– Нет, меня никто не уполномочивал, это было мое личное решение. Все получилось случайно. Началось с того, что Солженицын не смог поехать в Стокгольм, чтоб получить Нобелевскую премию. Шведская академия, которая вручает Нобелевскую премию по литературе, не имеет ничего общего с государством. Ее секретарь, господин Гир, собирался в Москву, чтоб передать премию в квартире жены Солженицына в Москве. А я в это время работал в Москве корреспондентом шведского информационного агентства. Мой начальник переводил на шведский книги Солженицына, и Шведская академия обратилась к нему с просьбой установить связь с Александром Исаевичем. Начальник дал мне адрес – в центре Москвы. Сказал, зайди, спроси, нужна ли им помощь в подготовке приема. Адрес был секретным, никто его не знал. Сам Солженицын в это время жил у Ростроповича на даче, ему не разрешали жить в Москве у жены. Я пришел по адресу, встретился с женой Александра Исаевича Натальей и сказал, что так и так, есть ли у вас вопросы к господину Гиру. Из церемонии, впрочем, все равно ничего не получилось, потому что Гиру не дали советскую визу. Но мы с Солженицыным потом встретились во второй раз, и он назначил еще одну встречу – вечером на улице. Тогда он и передал мне цикл своих лекций, которые переснял на пленку.
– А как он решился вам ее передать? И почему именно вам?
– Ему непременно хотелось передать свою нобелевскую лекцию в Стокгольм, и под рукой у него оказался шведский корреспондент. Он сделал вывод, что можно мне доверять, и дал мне лекцию. И я ее вывез, спрятав в карманном радиоприемнике. После этого он решил, что мне можно доверять другие задачи. В шведском посольстве ничего об этом не знали. Я не просил помощи, потому что у нашего посольства в Москве есть строгое правило: никогда не помогать корреспондентам и не позволять им пользоваться диппочтой. К счастью, я работал также на норвежское информагентство, а норвежские корреспонденты могли передавать письма через диппочту в своем посольстве.
– Значит, статьи и заявления Солженицына уходили на Запад через посольство Норвегии?
– Да. Я и сам перевозил их через границу, но только один или два раза. Я понял, меня рано или поздно задержат и найдут что-нибудь, и это будет конец.
– Конец чего?
– Конец Великого Северного пути, как называл нашу связь Солженицын. Меня бы выгнали из СССР, и ему бы никто не помогал.
– Рукопись "Архипелага ГУЛАГ" он тоже передавал через вас?
– Нет, это было еще до того, как я появился в Москве. По-моему, ему помогали французские дипломаты. Это было в конце 60-х годов, а я работал в Москве с 1972 года, "ГУЛАГ" в это время уже был на Западе.
– Солженицын всегда передавал вам пленки?
– Нет, на пленке была только нобелевская лекция. Потом были письма, заявления на Запад – но все на бумаге. Он довольно часто высказывал протест против Брежнева. "Письмо советским вождям" – это я все получил.
<…>
– Заявления Солженицына без конца появлялись на "вражеских голосах", было ясно, что есть канал, и КГБ должен был искать его. Как вам удавалось не попасть под подозрение?
– Я никогда не обращал на себя внимания. Он мне давал заявление. В то время это была большая новость. Но я всегда передавал их какому-то другому корреспонденту из другого агентства – Reuters, UPI или АР. Я никогда не говорил, что получил их от Солженицына, я говорил – от источников. Но они понимали, что это не фальсификация, а настоящие заявления, и публиковали их на ленте своих агентств. А я как корреспондент передавал эту новость только после них.
– С профессиональной точки зрения это большая жертва. Вы наступали на горло собственной песне.
– Да. Я держал сенсацию в руках, но никогда не мог стать ее автором.
<…>
– Я очень гордился тем, что он меня выбрал. Несмотря на то что все это было тайной, иметь связь с такой выдающейся личностью, как Солженицын, для меня было важно. Престижно. В то время он действительно был диссидент номер один, великая фигура во всем мире, и тот факт, что мы имели тайные беседы, тайные встречи в течение двух лет до его ареста – для меня это было восхитительно. Это опыт, который нельзя измерить ни деньгами, ни славой.
<…>
– Главный принцип состоит в том, что журналист не должен сам участвовать в событиях, которые он освещает, на чьей-то стороне. Другими словами, он не может брать в руки оружие.
– А я взял. Меня можно критиковать с точки зрения журналиста, но это была редкая возможность помогать тому, кто нуждался в помощи. Солженицын был совершенно один. Против него был весь советский строй, КГБ со своей мощью. И для меня было естественно ему помогать. Я приехал из страны, где свято соблюдаются все естественные права человека - не только свобода слова, но и право на переписку, право публиковать свои статьи И если я мог помочь ему хоть в маленькой степени, это был мой долг.
<…>
Ошибка КГБ / С. Фредериксон; беседовала Ю. Калинина // МК на Дону. – 2008. – 20 авг. – С. 11