А. Падалкин

Виктор Севский

Виктор Севский — это литературный псевдоним Вениамина Алексеевича Краснушкина, казака станицы Константиновской, 1-го Донского округа Войска Донского.

В 1970 г. будет 50 лет, как его расстреляли большевики в Ростове, и нам, казакам, нужно вспомнить об этом выдающемся человеке, известном не только на Дону, но и всей России, как  талантливом  журналисте, публицисте  и писателе.

С ним я познакомился в дни атаманства ген. Каледина, когда он был редактором донской правительственной газеты «Вольный Дон». Встречался с ним и позже в 1918-19 гг., когда он был редактором известного в то время на Дсну журнала «Донская Волна».

В. А. Краснушкин был ярким лучом на фоне русской жизни и жизни донского казачества. Луч этот неустанно горел, чтобы освещать темные стороны действительности и согревать своим теплом то, что заслуживало любви, уважения, признания. В. Севский был чувствительным барометром здорового общественного мнения. В мыслях его, воплощенных им в художественную форму литературных произведений, общество всегда угадывало свои мысли, суждения и взгляды. И всегда бывало так: что осудил Севский, то непременно осудит и общественное мнение, что он одобрил, то неизменно признавало и общество. Его остроумие и тонкий юмор придавали его мыслям какую то необычайную, неотразимую силу, быть может потому, что мысли, высказанные им или написанные, производили неизгладимое впечатление. Он умел завладевать умами и сердцами своих собеседников или читателей. Его произведения, будь то журнальная статья по любому вопросу, будь то некролог, биография кого-нибудь, книга или стихи — все это было глубоко по содержанию и ярко по художественной красоте. Его произведения нельзя было передать своими словами, нужно было заучивать наизусть, что многие и делали. Яркий талант В. Севского был огромный и чрезвычайно своеобразен. Его мощная сила чувствовалась в каждой строке его произведений, из которых нельзя было выбросить ни одного слова без нарушения смысла и художественной красоты.

К сожалению, в эмиграции его произведений почти нет. Есть, кажется, только одна книга его «Генерал Корнилов», переизданная на ротаторе издательством «Казачья старина» в США, и ряд статей в журнале «Донская Волна», некоторое количество которых имеется за рубежом. Эти статьи посвящены отдельным лицам, сказочному донскому партизанству, добровольцам ген. Корнилова, идеи и доблесть которых он прославлял, и которые были для него идеалом чудо-богатырей.

В самом расцвете своих литературных дарований В. Севский стал жертвой советского палача, и мы не можем знать, какими дарами он обогатил бы еще сокровищницу русской литературы, прославляя казачье имя. В 1920 г. Севского, певца славы и героизма донских партизан и первых добровольцев, не стало. Он умер как праведный мученик за свою преданность России и казачеству, за свое пламенное служение не какой то политической партии, а всему русскому народу и любимому им донскому казачеству.

В. Севский был сыном войскового старшины в отставке Алексея Краснушкина, казака Константиновской станицы. Проживая в станице на попечении бабушки, В. А. в детстве в значительной мере был предоставлен самому себе и развивался самостоятельно в обществе казачат своего возраста. Шести лет он уже читал книги и о прочитанном высказывал свои суждения, которые нередко поражали даже взрослых глубиной мысли. Был он мирного характера и чрезвычайно впечатлительным мальчиком.

Отец определил его в Новочеркасскую классическую гимназию, где Вениамин Краснушкин сразу выделился из среды своих одноклассников своим развитием, начитанностью и знанием русской литературы. «Веня все знает» — с уважением говорили про него маленькие гимназисты, а преподаватели, если кто-либо из учеников не мог ответить на поставленный вопрос, обращались к Вене: «Краснушкин! Объясните!.. » И Веня, не задумываясь, объяснял. Товарищи его любили за то, что он был прост, не кичился своими знаниями, был хорошим товарищем, умевшим своим природным юмором насмешить класс. Мальчики любили слушать, когда он что-нибудь рассказывал. На грубые шалости он был не способен, все грубое его отталкивало и возмущало. Это замечательное свойство он сохранил всю свою жизнь.

Среди педагогов он считался умным, развитым и способным, но к числу прилежных его не относили. Обладая большой памятью, он без труда и зубрежки легко и быстро усваивал все предметы, кроме математики, как и большинство замечательных людей, и особенно из литературного мира. Но зато увлекался чтением книг, изучением литературы, истории, участием в ученическом журнале, лучшие произведения которого имели его подпись - Севский. Это был его первоначальный псевдоним. Значительно позже он добавил Виктор. Позже, уже в бытность его известным литератором, я его спросил, почему он избрал именно этот псевдоним, он ответил: «Вероятно потому, что он мне показался более благозвучным ».

Отец Вени, видя его неуспехи по математике, намеревался перевести его в кадетский корпус, но Веня «заартачился»: не хочу быть военным, хочу быть писателем. Отец тогда, с болью в сердце, перевел его в частное реальное училище Попкова в Ростове, предполагая, что там к ученикам предъявляют меньше требований и Веня сможет там « справиться» с математикой.

Судьбе было угодно, чтобы В. А. рано соприкоснулся с жизнью большого города, и расчеты отца не оправдались. Очутившись в Ростове, В. А. почувствовал больше свободы, большую возможность располагать своим временем по своему усмотрению, наблюдательный строгий взгляд отца был далеко. В. А. все свободное от посещения школы время целиком посвящал литературной работе.

И в реальном училище он тоже считался малоуспешным по злополучной математике, но и ученики и педагоги смотрели на него как на будущего литератора. Классные сочинения, которые он обычно писал в 20-25 минут, читались в классе как образцы живой яркой мысли, художественно изложенной. Учитель русского языка гордился, что его учеником был юноша Краснушкин, он видел в нем быстро развивающийся крупный литературный талант. Но... В. А. исключили из училища за хроническую отсталость по математике.

Родители В. А. этим были сильно огорчены, и отец с отчаянием говорил: если Вениамин реального не окончит — толку из него не будет. Тем не менее, желая, чтобы их сын «вышел в люди», они оставили его в Ростове с тем, чтобы он готовился к сдаче экзаменов за курс реального училища. В. А. пообещал родителям исправить свою ошибку, а сам с неугасимым рвением продолжал неуклонно идти к намеченной цели литературной деятельности. Это его решение одобряла его невеста Вера Александровна Севрюгова и ее мать, которая также заметила его литературное дарование.

Когда отец В. А. узнал, что сын хочет жениться, да еще не на дворянке, он пришел в большей гнев. «Приобрети сначала аттестат, а потом можешь жениться, но только на дворянке» — кричал он.

В. А., верный себе и в эту тяжелую минуту его жизни, вставил острое словцо: «Папа, но аттестат для женитьбы не требуется!».

Родители были неуклонны, но и решение сына жениться на В. А. Севрюговой тоже было непоколебимым. Отец, не дав сыну благословения на женитьбу и лишив его наследственных прав, от него отрекся.

Разрыв с родителями, продолжавшийся несколько лет, тяжело переживался В. А. Родителей своих он очень любил, и ему было тяжело, что они от него отреклись и выбросили, как он говорил, как ненужную вещь.

С такими мрачными мыслями он как-то пришел к Марии Иосифовне Севрюговой, матери его невесты, и излил перед ней свое горе. С теплым материнским участием выслушала она задушевную исповедь юноши, к концу беседы пророчески сказав: «Веня, ничего не бойтесь. У вас большой талант и прекрасное будущее, смело и без колебаний идите по безошибочно выбранному вами пути. В трудные минуты я вам помогу».

Мария Иосифовна, казачка Каменской станицы, была из рода Косоноговых, который был известен не только на Дону, но и по всей России. Брат ее И. И. КОСОНОГОЕ был профессором физики и математики Киевского Университета, старшая сестра Л. И. Косоногова — профессором славянских языков, младшая сестра была известным хирургом, второй брат был известным инженером — путейцем. Все Косоноговы принадлежали к либерально передовой и государственно-мыслящей казачьей и русской интеллигенции, которая по замыслам большевиков подлежала истреблению в первую очередь. Все Косоноговы жили и работали в разных частях России и были известны не только как высоко образованные специалисты, но и как крупные общественные деятели и почти всем им пришлось на эшафоте советской гильотины заплатить жизнью, за свою культуру и общественную работу на пользу России и казачества.

М. И. Косоногова после окончания Новочеркасской гимназии 16-ти лет вышла замуж за А. Севрюгова. Много читая, она была образованной женщиной и большим знатоком литературы, обладала художественным чутьем и критическим умом, позволявшим ей легко распознавать литературные плевелы от истинно - художественных произведений. Вот почему М. И. оказалась пророком в отношении оценки дарований тогда еще почти мальчика В. А. Краснушкина и впоследствии пожизненным поверенным во всех его литературных делах.

Подобно тому, как рост и развитие растения зависит от тепла, света, почвы и влаги, так и для полного расцвета литературных дарований необходимы определенные условия. Родители В. А. этого призвания сына не понимали и стремились к тому, чтобы их сын шел по верной проторенной дорожке к карьере офицера или чиновника.

После разрыва с родителями положение В. А. было очень тяжелым, особенно он нуждался в моральной поддержке. Это прекрасно видела М. И. и со всей деликатностью своей чуткой души, искренно без колебаний пошла навстречу нуждам начинающего литератора.

Приблизительно в 1908-1909 г. В. А. женился. Семья Севрюговых очень любила В. А. за его талант, неисчерпаемо богатый живой юмор, за его открытую всегда искреннюю душу, за безукоризненную честность и благородство. Его нельзя было не любить и не быть привязанным к нему всем сердцем. У всех знавших его остались самые лучшие светлые воспоминания. Мне судьба позволила, хотя и не часто, близко соприкасаться с этим замечательным человеком.

Два-три раза я был вместе с ним на приеме у ген. Корнилова в Ростове, к которому я являлся с докладом по Особому Отделению Штаба Ростовского Военного Округа в январе 1918 г., а В. А. бывал у него, как редактор газеты «Вольный Дон». Мы бывали по разным делам, но ген. Корнилов принимал нас вместе, говоря, что «между казаками нет секретов» и т. к. мы оба представляли в общем одну и ту же «специальность», то он, чтобы не терять времени, принимал нас вместе.

Встречался я с В. А. и в редакции «Вольного Дона» по вопросам пропаганды. После оставления Ростова Добровольческой Армией 9.2.1918 г. ездил с ним из Новочеркасска в Ольгинскую, где мы должны были ознакомиться с настроениями добровольцев, с дальнейшими планами ген. Корнилова. Не раз встречались с ним, когда он был редактором журнала «Донская Волна». При всех встречах с ним чувствовалась его идейность в борьбе с большевиками, непреклонность и бескомпромиссность воли к этой борьбе и знание своего дела. Встречи с ним производили на всех глубокое и неизгладимое впечатление. Сразу он завоевывал полное расположение к нему. В дальнейшем это чувство только усиливалось и переходило в чувство постоянного глубокого к нему уважения. Встреч у него бывало много, а потому и много у него было искренних друзей и почитателей. В нем была какая-то обаятельная притягивающая сила, и каждый, кто с ним встречался, находился под его влиянием.

Широкие круги читающей публики познакомились с В. Севским через ростовскую газету «Копейка». Благодаря его участию, спрос на нее непрерывно увеличивался, а когда появились на ее страницах его очерки «История одной академии», тираж; ее вырос до огромных размеров по масштабам того времени. В литературных и общественных кругах эти очерки возбудили большой интерес к их автору.

«История одной академии» — одно из лучших произведений художественно-юмористического характера, но в то же время, имевшее большое общественное значение: оно описывало все темные и слабые стороны частных учебных заведений общеобразовательного характера. О затронутых в ней вопросах заговорили в обществе. В учительских кругах частных школ поднялась тревога, а в педагогическом совете реального училища Попкова вызвало полную панику, так как в директоре и педагогах «академии» они узнали себя. Директор посетил редакцию газеты и ряд лиц игравших роль в общественных кругах с просьбой прекратить печатание очерков В. Севского, но всюду был один и тот же ответ: это может сделать только лишь сам автор. Пришлось директору лично обратиться к В. А., своему бывшему ученику исключенному из училища за неуспехи по математике. По своей доброте В. А. обещал прекратить печатать эти очерки, и свое обещание исполнил, несмотря на многочисленные просьбы читателей продолжать их печатание. В. А., успевший за короткое время приобрести известность и неудовлетворенный работой в «Копейке», вскоре перешел работать в большую газету «Южный телеграф», а затем в «Приазовский край». На страницах этого популярного проводника общественной культурной мысли выявилась огромная мощь таланта В. А., и к нему, еще молодому литератору, потянулись люди, занимавшие видное положение в литературном мире, в обществе, искусстве, и известные не только на Дону, но и по всей России.

Слава В. А. дошла до его родителей, им стало ясно, что «Веня вышел в люди» и без аттестата из реального училища и при посредстве М. И. Севрюковой, приблизительно в 1911-1912 гг., состоялось искреннее примирение с обеих сторон. Вскоре после этого В. А. едет в свою «степную красавицу» — станицу Константиновскую — и все лето живет у родителей. А по возвращении в Ростов появилась его «Панама», блестящее произведение художественно - юмористического характера, вызывавшее смех даже у самых хмурых людей. Ее сюжет — история работ по устройству шлюзов по Дону в районе ст. Константиновской и Кочетовской. Работы эти, длившиеся более пяти лет, при колоссальных денежных затратах, ни к чему не привели. Поставленные «искусными» инженерами, шлюзы сейчас же сносились водой, на их месте строились новые, но и их постигала та же участь. Работами руководили петербургские специалисты, соорудившие у Кочетовской один шлюз, вероятно как памятник бессовестного, ничем не прикрытого, хищения государственно-общественных средств.

«Панама», печатавшаяся в ростовских газетах и в одной из петербургских в течении 5-6 месяцев, вызвала огромный интерес у всей читающей России и имя автора было тем фокусом, в котором сосредоточилось внимание лучших литературных сил России. Она окончательно утвердила за Виктором Севским имя крупного журналиста-художника, и он буквально был засыпан со всех сторон предложениями сотрудничать в газетах и журналах. И неизвестно, как долго еще продолжали бы опустошать Донскую казну сановные петербургские инженеры, если бы эти злоупотребления не открыл в своей «Панаме» В. Севский. В итоге дальнейшие работы были прекращены.

В то же время В. А. помещал в разных газетах и журналах свои юморески, фельетоны и стихи, проникнутые юмором, в том числе и в журнале большой художественной ценности «Солнце России», в котором принимали участие лучшие литературные силы России.

Уродливые проявления в человеческом обществе В. А. ненавидел и боролся с ними всеми силами. Так, литературный футуризм, как одно из таких проявлений, получил в свое хилое тело немало стрел от В. Севского, но самой острой из них было стихотворение «Жизнь».

Несмотря на свою короткую жизнь В. А. не ограничился только одной литературной деятельностью. Как знаток русской литературы, истории, и истории казачества в частности, он читал публичные лекции и не только для интеллигенции и студенчества, но и в станицах, где особенно много слушателей привлекали его лекции по истории казачества. Это объяснялось не только его уменьем талантливо и ясно излагать свои мысли, но и совершенным знанием предмета. Он внимательно следил за новыми веяниями в литературе, которая, как и всяком искусство, не стоит на месте. У него была хорошая библиотека, но по свидетельству близких лиц он редко прибегал к книгам во время литературных работ. Все, что ему было нужно, он цитировал по памяти, а она была у него изумительной.

К 1912 г. широко развилась и гуманитарно-общественная деятельность В. А. Его чуткое и отзывчивое сердце не могло оставаться равнодушным к чужому горю, бедности и нищете и он создал «Общество помощи нуждающимся», с центром в Ростове и отделами в городах и окружных станицах Донского Войска. Это Общество, благодаря исключительной энергии В. А., сделало много добра. Оно, продолжало свою деятельность вплоть до первых дней большевизма на Дону. В. А. был неизменно его председателем, руководителем и вдохновителем. Сам ездил по бедным районам Ростова, Новочеркасска и помогал бедным всеми возможными средствами. Всем, кто к нему обращались за помощью: студент, рабочий, простая прачка — всем он старался помочь. Его квартира всегда была переполнена посетителями, всем он старался помочь, но, благодаря своей доверчивости, часто попадал впросак. Нередко случалось, что данный денежный аванс не бывал возвращен, но это не служило ему поводом разочароваться в людях. Но, заботясь о других, он нисколько не заботился о самом себе. В бедных кварталах, люди, которым он помогал, говорили ему: «Ты молодой, а хороший барин! Когда нужно, и мы тебе поможем... » И действительно помогли: при занятии Новочеркасска красными в феврале 1918 г. он остался в городе для продолжения борьбы с большевиками из подполья, и скрывался от большевистских ищеек в беднейших кварталах Новочеркасска и Ростова. И никто его не выдал.

Характерной его особенностью было то, что он совсем не интересовался материальной стороной своей деятельности. В его работе его интересовала лишь идейная сторона дела, а материальная его интересовала лишь постольку поскольку, чтобы содержать семью, иметь возможность приобретать книги и письменные принадлежности.

Работал он чаще всего ночью. Днем он работал урывками, пользуясь моментами, когда у него не было посетителей. Тогда он закрывал свою дверь и в течение одного - двух часов писал свои лучшие фельетоны. Нередко засиживался за работой целые ночи, поддерживая себя папиросами и крепким холодным чаем. Его правилом было каждый день что-либо написать. День, когда он ничего не написал, он считал потерянным днем. Свободнее время он любил проводить в театре или в обществе. Общество он любил, но общество трезвое, сам он никаких спиртных напитков не пил. Во времена гражданской войны кого только у него не бывало, начиная с М. П. Богаевского, а после его гибели, его вдовы Елизаветы Дмитриевны, Походного Атамана ген. П. X. Попова и кончая донскими партизанами и добровольцами ген. Корнилова, начиная от начальников отрядов до рядовых партизан. Всегда много бывало у него и пишущей «братии», начиная с братьев Сувориных, Волина, Ф. Д. Крюкова, Р. Кумова, Е. Чирикова, художников и кончая начинающими писателями и поэтами.

К началу 1-ой Мировой войны имя Виктора Севского имело уже всероссийскую известность. Во время войны, по настоятельной просьбе предствителей столичной печати и особенно Суворина, он переехал в Петербург, где сотрудничал в «Новом времени» и вел литературный отдел в петроградской газете «Копейка». При Временном правительстве, кроме этих газет он принимал большое участие в газете «Воля России », и в печатных органах Совета Союза Казачьих Войск и в газете «Вольность Казачья». Редактором последней, не без его «нажима», был известный писатель Амфитеатров, а сотрудниками писатель А. И. Куприн, ген. Михневич и др.

В эту эпоху его не стесняет выполнять работу простого корреспондента, посещая видных лиц, интервью с которыми печатает в газетах, в которых он сотрудничает.

Увидев в Петрограде Вел. князя Кирилла Владимировича с красным бантом на груди во главе Гвардейского Экипажа, В. А. едет к нему в Царское Село. Когда Вел. князь сказал, что о павшем императоре и о революции он думает так же, как и его дворник, то в газете «Копейка» был дан В. А. критический обзор полученного интервью.

Когда он узнал, что член Государственного Совета по назначению государя, генерал Свиты Его Величества Дурново одним из первых отправился в Городскую Думу с изъявлением радости по поводу совершившейся революции и сорвал с себя вензеля, В. А. также помещает критический обзор полученного интервью.

Когда в левой печати появились фотографии награждения георгиевским крестом ген. Корниловым унтер - офицера Кирпичникова с надписью, что он награждается за убийство офицера в дни «февраля», В. А., наведя в Штабе Округа справку, первым в «Копейке» опровергает эту ложь. (Кирпичников был награжден за отличие на фронте — Редакция). С этой поры он пользуется большой симпатией ген. Корнилова.

Критических статей и опровержений лжи он написал множество.

С каждым днем пребывания в Петрограде после «февраля», В. А. все более и более убеждался в непригодности Временного Правительства к руководству такой огромной страной как Россия с ее многонациональным населением, в своей массе не успевшего дорасти до гражданского самосознания. Проницательный ум его видел, в какую пропасть катилась Россия, и болело его сердце острой болью гражданина, беспредельно любившего свою Родину.

В конце концов в Петрограде создалась атмосфера, в которой В. А. был не в силах больше находиться. Он уезжает в Новочеркасск. Там по предложению М. П. Богаевского он стал во главе донской правительственной части газеты «Вольный Дон». Этот его шаг в некоторых кругах литературных и общественных встретил осуждение. Став редактором «Вольного Дона», В. А. перестал быть свободным беспристрастным критиком действий Дон. правительства и Войскового Круга — так говорили эти люди. Но В. А. рассуждал иначе, считая, что Атаман Каледин и его помошник М. П. Богаевский нуждались не в критике, а в поддержке казаков и всех истинных граждан России. А. М. Каледину и М. П. Богаевскому, этим лучшим носителям и поборникам каз. идеалов и идеалов общерусских, нужны были люди, готовые за казачество и Родину отдать свою жизнь, а В. А. был именно таким человеком. Поэтому он один из первых стал в ряды тех, кто с беспримерным мужеством и стойкостью боролся с большевизмом с первых его дней. Редактируя газету «Вольный Дон», он вел борьбу с ним не оружием, а словом. Он и Чернецов, первый мечем огненного слова, второй — оружием, были первыми рыцарями Каледина и с первых же дней борьбы с большевизмом эти два имени были связаны с именами Каледина и Богаевского и их эпохой. Большевики это прекрасно понимали и головы Чернецова и Севского одинаково ими оценивались,

Не стало Чернецова... Раздался выстрел Каледина, предупредивший казаков о надвинувшейся опасности. Зловеще жуткими раскатами пронеслось над безбрежными донскими степями эхо атаманского выстрела. Остро защемило сердце у не поддавшихся большевискому угару казаков. Все думали, что быть беде, у многих опустились руки, но Виктор Севский остался верным рыцарем. Он поддерживал инициативу ген. П.Х.Попова о необходимости продолжать борьбу, чтобы Походный Атаман ген. Назаров принял тяжелый крест власти Войскового Атамана, в «Вольном Доне», бьет в набат: «Помогите партизанам!  Пушки гремят у Сулина! Спасайте честь седого Дона — формируйте новые партизанские отряды...». Голос его был услышан, но... не надолго. И беда случилась. 12 февраля «революционные» казаки Голубова, а за ними и красная гвардия, вошли в столицу Донского Войска. Началась упорная охота за всеми «калединовцами» и «добровольцами» и в первую очередь за редактором «Вольного Дона», так как Голубов знал, что он остался в Новочеркасске, но для большевиков он исчез бесследно, скитаясь по городу в каких-то чудовищных рубищах нищего, делавших его неузнаваемым. С большим трудом его узнавали только люди, знавшие его очень хорошо. Но он не прекратил борьбы. На другой день после расстрела Атамана Назарова он наносит звонкую пощечину Иуде казачества — Николаю Голубову. В большевиской газете, выходившей в Новочеркасске, появилось замечательное стихотворение, из начальных букв каждой строки которого получалась фраза: « Голубов — подлец». Редактор газеты принял это стихотворение от неизвестного автора, оборванца, и радовался, что в их стане обнаруживаются крупные таланты. Когда эти стихи были напечатаны, то В. А. кое-кому шепнул об этом и когда газета поступила в продажу, то к удивлению большевиков она была мигом раскуплена. Голубов понял, кто был автором стихов, еще с большим усердием большевики стали разыскивать редактора «Вольного Дона», но Бог и добрые люди уберегли тогда Севского, чтобы он и дальше сеял в сердцах людей семя прекрасного и вдохновлял бы казачество на продолжение борьбы с советской властью.

О дальнейшей роли и исключительном значении В. Севского в истории дальнейшей борьбы донских казаков можно было бы написать еще много, но, к сожалению, размеры журнальной статьи этого не позволяют.

Однако нужно отметить, что с избранием ген. П. Н. Краснова Донским Атаманом В. А. не пришелся ко двору. Он уехал в Ростов и там организовал издание под его редакторством журнала «Донская Волна».

«Донская Волна» — это замечательное литературно-художественное историческое зеркало, в котором с удивительной ясностью и рельефностью отразилась героическая, беспримерная по напряжению всех сил, борьба казачества и, в частности, его партизанства, и горсти русских добровольцев. Для будущего историка казачьей и русской трагедий этот журнал может быть будет первоисточником, поэты и писатели будут черпать на его страницах вдохновение к созданию художественных памятников в честь славных подвигов, совершенных казаками и добровольцами, совершенными ими во имя спасения Родины — общей матери России. Появится новый Лев Толстой и по «Донской Волне» напишет «Войну и мир» на казачьих землях, расскажет всему миру, как большевики жгли казачьи станицы, терзали и насиловали казачек, как убивали их, их детей, мужей и как казачество почти одиноко боролись за свои вольности и за освобождение русского народа от коммунистического рабства. И из этой новой «Войны и мира» русский народ узнает, каким всегда истинным и верным другом его было казачество, которое так плохо умели понимать и ценить русские люди и правители России всех времен. А народное творчество из «Донской Волны» будет заимствовать мысли для своих легенд и сказаний о подвигах, муках и жертвах казачьих, понесенных ими за казачью и русскую святую правду. «Донская Волна» — это нерукотворный памятник, созданный В. Севским не только казакам и русским добровольцам, но и самому себе.

Очень характерно было то, что этот журнал не был святая святых только для избранных, куда могли входить только корифеи литературы и журналистики и люди определенных политических группировок. Он был доступен для каждого, кто хотел и мог поведать людям о море слез матерей и жен, о доблести и нечеловеческих страданиях тех, кто боролся с большевизмом, защищая свою честь и честь своих родных краев и Родины. На его страницах помещались и много фотографий тех, кто пал в неравной борьбе. На его страницах, наряду с известными именами в литературном мире встречались произведения и неизвестных людей — это были новые силы, которые В. Севский пробуждал к творчеству.

В. Севского назвали Баяном партизан, но он и «Донская Волна» пели не только про них, но и про беззаветную храбрость всего казачества и доблесть добровольцев. Фактически В. Севский был Баяном всего антибольшевистского стана. Любил он героев свих песен, но и герои любили своего певца. «Донскую Волну» они считали своим духовным пристанищем, идейным очагом, возле которого они согревали свои души. В редакции бывали казаки, партизаны, корниловцы, марковцы, алексеевцы, дроздовцы и участники Корниловского, Степного, Дроздовского походов. Но зато нельзя было там встретить той части добровольцев и беженцев, которые находились в тылу и за спинами героев, дравшихся на фронте, в тылу распевавшие «Боже, царя храни», проводивших время в кутежах и попойках и занимавшихся спекуляцией. С такими людьми у В. Севского ничего общего не было, а они косо и недружелюбно посматривали в сторону редактора и его журнала, считая его органом левой печати.

Такого же взгляда придерживался и Донской Атаман ген. Краснов, командовавший при нем Донской армией ген. Денисов и его начальник штаба ген. Поляков. В предвидении августовского Круга 1918 г., было дано распоряжение об аресте В. А. и высылке из пределов Войска Донского. В один из приездов в Новочеркасск, остановившейся у друзей В. А. был арестован домашним арестом. По телефону В. А. о своем аресте и предстоящей высылке сообщил в редакции газет и журналов, генералу А. П. Богаевскому — Председателю Совета Управляющих отделами Дон. правительства, ген. П. X. Попову и другим видным лицам, а писателя Р. Кумова просил взять на себя редактирование «Донской Волны».

В. А. был вызван в Штаб Дон. Армии, где ген. Денисов и ген. Поляков сначала предложили ему отказаться от борьбы с атаманской (ген. Краснова — А. П.) монархической политикой, которую В. А. вел не в «Дон. Волне», а в других газетах, отказаться от прославления эпохи Каледина, Степного и Корниловского походов, дон. партизан и добровольцев. При отказе Севского, оба генерала потеряли самообладание, повысив тон и угрожая ему то немедленной высылкой, то лишением свободы с заключением в тюрьму, закрытием «Дон. Волны». С редким достоинством и большим спокойствием выслушал молодой литератор разгневанных генералов, но подтвердил, что политику ген. Краснова он считает пагубной для казачества и что против нее всегда будет продолжать открытую борьбу и что, как и раньше, так же будет описывать эпоху Каледина и первых походов, партизан и добровольцев. Но в это время все, кому стало известно об аресте и предстоящей высылке Севского, подняли свой голос в его защиту. В итоге, он был освобожден от домашнего ареста, а вскоре Атаман Краснов объявил в приказе, что ценя литературные заслуги Краснушкина - Севского ему объявляется «помилование». Это великодушие Атамана не подкупило Севского и содержание «Дон. Волны» не изменилось, и он продолжал писать свои статьи в том же духе, что и раньше, вызывавшие гнев трех генералов.

Многие из политических группировок стремились наложить на «Дон. Волну» свой партийный штамп, обещая большие средства для увеличения размера журнала и рассчитывая сделать самый серьезный и популярный журнал проводником их идей. Но все эти усилия, в какой бы они ни были форме — были напрасны. «Дон. Волна» твердо стояла на раз выбранном ею пути — быть надпартийным, демократическим, в лучшем смысле этого слова, органом. Ее задачи, ее призвание, по идее В. А., выраженной в редакционной статье ее 1-го №, приуроченного к июльским дням, то есть ко времени избрания Атаманом ген. Каледина, были: «подобрать лепестки истории, вырвать у беспощадного ветра, что свято и дорого казакам, чем следует Дону гордиться и чему следует молиться и спасти от забвения». Далее, он обещал: «идти параллельно с шагами Каледина и его спутников в истории и строго придерживаться их заветов». И от этих задач и путей он никогда не отступал.

Немцы, занимавшие тогда Ростов, предлагали Севскому значительные суммы на развитие «Дон. Волны», с условием, что он будет проводить в журнале пронемецкую политику. Севский категорически отказался, заявив, что он казак «единонеделимец» и будет вести в «Дон. Волне» только эту политику и не напечатал в журнале не только ни одной пронемецкой статьи, но вообще не обмолвился ни одним словом о немцах, как будто их и не было на Дону. Немцы это оценили и никогда никаких препятствий не чинили. Заинтересовавшись подробностями смерти ген. Корнилова, они обратись за сведениями к его бывшему адъютанту корнету Бек-Хаджиеву, но переводчиком пригласили В. Севского. «Русские люди не умели ценить и хранить своих великих патриотов» — вынесли немцы свое заключение и предложили В. Севскому материальные средства на издание биографии ген. Корнилова. Севский от этого последнего предложения отказался, но биографию написал и она была издана на средства, собранные среди корнилсвцев. (Книга эта «Генерал Корнилов» была переиздана уже в эмиграции в США в 1968 г. издательством «Каз. Старина» Н. Д. Гульдиева).

 «Донская Волна», как зародилась под грохот сов. орудий, находившихся в 10 верстах от Ростова, так и прекратила свое существование под гул артиллерии красных в декабре 1919 г.

Читавшие «Дон. Волну» не знали В. А. Краснушкина, донского казака, но хорошо знали и ценили Виктора Севского, искрометно-яркими фельетонами которого они зачитывались. Они не знали, что В. Севский донской казак, но знали хорошо, что по духу он истинный сын свободолюбивого Дона и глубоко русский патриот, не мысливший Россию без Дона и Дона без России, но считавшего, что за казачеством должно остаться право на его вольности, уклад жизни и традиции, выработанные веками. Но он не проводил на страницах «Дон. Волны» идеи восстановления старого строя и всякие попытки к этому строго осуждал в журнале. Особенно это ярко выразилось в одной из его статей, и когда три казачьих полка, сформированные большевиками из мобилизованных ими казаков станиц Качалинской, Иловлинской и др. и добровольно перешедших на сторону «белых» казаков под Царицыном, но под влиянием агитационной монархической литературы ростовского отделения «Союза Русского народа», присланной в эти полки начальником Штаба Дон. Армии ген. И. А. Поляковым, снова перешли к красным, чем помешали взять Царицын. В. Севский оценил печальный этот факт как провокацию, рассказав на страницах своего журнала его подробности.

В сравнительно небольшой статье трудно рассказать о всей деятельности В. Севского в бытность его редактором «Донской Волны». Помимо этого он сотрудничал и в ряде других газет, в частности в «Утре России» и «Приазовском Крае», в которых он напечатал историю жизни ген. Корнилова под заголовком «Две сказки». В первой из них был описан побег ген. Корнилова из австрийского плена, во второй — побег из Быхова. Велики и неоценимы заслуги донского сеятеля правды казачьей и правды русской...

Короткий жизненный путь В. А. Краснушкина, полный кипучей деятельности, закончился трагично. Во время великого исхода донцов с родной земли В. Севский вместе с редакцией «Дон. Волны», забрав ее архивы, вместе со всеми родственниками тоже ее покинул, полагая, что не надолго. Падение Екатеринодара, последнего оплота надежд казачества на возрождение духа армии и на новые победы над большевиками — было тягчайшим ударом для его души. Казаки продолжали свой крестный путь к новым разочарованиям и мукам, а В. Севский, заболевший тифом, не смог или не захотел покинуть землю, в которой покоились его кумиры - Каледин, Назаров, Корнилов и М. П. Богаевский и с которыми его имя было так тесно связано.

Оставшись больным в Екатеринодаре, он не скрывался от большевиков, ибо как Атаман Назаров и М. П. Богаевский не искал для себя спасения. В. А. и все его родственники, не пожелавшие его бросить одного, М. И. Севрюгова, ее два зятя Добровольский и Черкасов, жена Вера Александровна, его мать, однажды уже пережившая ужасы советсксго плена в качестве заложницы, так же как и малолетний сын В. А. были арестованы, отправлены в Ростов и там убиты или замучены в тюрьмах. И только случайно судьба пощадила невинного мальчика сына В. А. и его молодую мать — жену В. А. Судьба отца В. А. тоже окончилась трагически. Еще до начала катастрофы белого движения, находясь где то в пути, он узнал о гибели в рядах Дон. Армии своего сына и умер от разрыва сердца.

За свою недолгую жизнь В. Севский вплел в венок литературной славы России прекрасную неувядаемую ветвь от донского казака. Его литературные жемчужины рассеяны по обширному полю русского печатного слова. Придет время и найдутся люди, которые любовно их соберут и сохранят их для донского казачества, сыном которого был В. Севский. Тяжела для России ранняя потеря В. Севского, но особенно она тяжела для донского казачества, не столь уж богатого такими литераторами - публицистами, каким был Вениамин Алексеевич Краснушкин, печатавший свои труды под именем Виктора Севского.

Для настоящего очерка, помимо личных воспоминаний, использованы «Донская Волна», статья А. Павлова в журнале «Казачий путь» № 64, статья П. Далина в журнале «Путь казачества» № 14, 15 и 18 и воспоминания Хана Хаджиева, адъютанта ген. Корнилова.

50 лет тому назад не стало В. Севского, но дело, начатое им в 1918 г. в Ростове — «подобрать листки истории» — с его смертью не кончилось. В Крыму этим занималась газета «Сполох», в Болгарии — газета и журнал «Казачьи Думы», в Чехословакии - журналы «Казачий путь» и «Путь казачества», во Франции журнал «Родимый Край», который и поныне продолжает работу «Донской Волны».

Спи спокойно, дорогой Вениамин Алексеевич, начатое тобою дело продолжается. И придет время, когда благодарное казачество воздвигнет тебе памятник в твоей степной красавице — станице Константиновской, где ты написал свой первый большой труд в защиту казачьих интересов — «Панаму».

Виктор Севский / А. Падалкин // Родимый край. Париж, 1970. № 89. С. 1-5; № 90. С. 12-15.